У меня была интрижка с Лаурой Малквист. (О хитроумный Мун!)»

Он свесил ноги со своей стороны постели и наступил на осколок разбитой бутылки из-под виски, вонзившийся сквозь носок в пятку его единственной здоровой ноги.

Мун опять сел и стянул носок. Кровь сочилась из глубокого пореза. Он попытался зализать его, но не дотянулся. Снова встав, допрыгал до туалетного столика, надеясь отыскать что-нибудь для перевязки, и действительно обнаружил белый хлопчатобумажный пояс, которым и перевязал ногу, проделав новую дырку для пряжки. Изрядное количество крови отметило его маршрут по ковру, а сквозь краснеющий пояс просачивалось еще.

Он оглянулся в поисках жгута, а потом вспомнил, что видел в гардеробной вешалку с галстуками. Он прохромал туда через дверь, выбрал черный галстук и туго перетянул им икру.

— В чем дело, Боси?

— О… Дверь в ванную была открыта. В ванне, натирая себя губкой, стояла леди Малквист.

— О, прости. Несмотря на плотские утехи, траханье, близость и законное прелюбодеяние, он сконфузился.

— Ты поранился.

— Ногу порезал. Ничего страшного.

— Подожди минутку, Боси, я пошлю за бинтами.

— Не стоит, я сам перевязал. Вообще-то мне надо идти, у меня дела.

— Ты не можешь так идти.

— Ничего страшного.

Он вдруг понял нечто, ранее от него ускользавшее.

— Я хочу тебе кое-что принести, — сказал он.

— Что?

— Кое-что.

— Сюрприз?

— Да. Она прикусила нижнюю губу и прищурилась:

— Готова поклясться, я знаю, что это.

— Готов поклясться, что нет.

Он не осмеливался на нее взглянуть. Она невинно стояла лицом к нему, игриво глядя на него и обеими ладонями прижимая губку к подбородку, словно камешек.

— Подскажи.

— Начинается на Т.

— Текила!

— Подождешь — увидишь.

Он кивнул ей, не желая уходить, но слегка обеспокоенный подобным пульсу тиканьем, пробуждающим тяжелые воспоминания.

— Лаура, — сказал он, чтобы сказать это, и, повернувшись на здоровой пятке, возвратился в спальню.

Пояс порыжел от крови. Он натянул поверх него носок, втиснул ногу в туфлю и похромал по лестнице вниз. Пятку жгло, а затянувшийся старый порез на пальце второй ноги саднил.

В прихожей было пусто и так тихо, словно в нее давным-давно никто не входил. Мун снял с вешалки пальто и открыл переднюю дверь. Сеялся мелкий холодный дождик. Продавец газет соорудил себе капор из «Ивнинг стандард». В нем он выглядел до странности забавно, за исключением того, что вместо «Поцелуй меня быстро» на нем значилось «МИР СКОРБИТ». Дворник перестал мести и превратился в неубедительного зеваку с метлой. Человек-паук переместился на угол. Четвертого было не видать. Мун остановился надеть пальто, размахивая перед собой нагруженным карманом, и поспешно вышел на Бердкейдж-уок.

По людным меркам, которые были для него нормой, Сент-Джеймс-парк пустовал. Один-два человека укрывались под деревьями около входа, а когда он шел по тропинке к мосту, то увидел впереди еще одного, неподвижно стоящего под деревьями, и еще одного на другом берегу, под завесой плакучего вяза. Когда тропинка плавно повернула, он заметил: люди разместились так, что, пропадая из поля зрения одного, он тут же появлялся в поле зрения другого, и на какое-то мгновение ему пришло в голову, что для постоянного наблюдения за ним отрядили подразделение безликих людей в макинтошах. «Пайк, Гарнет, Рэгли, Мордлет, Лейк, Флекер, О'Шонесси, Смит, Кодрингтон и остальные, — боюсь, в субботу вам придется выйти на службу. Вот фотография этого типа Муна…» Он перешел мост над пузырящейся от дождя водой. Никто за ним не шел.

Дойдя до Мэлл, он помедлил, а затем, вспомнив, повернул налево и побежал под дождем, испытывая благодарность за то, что у него есть хотя бы мимолетная цель, к которой можно стремиться. Бежал он неловко, дергаясь и пошатываясь, чтобы не наступать на раны, перетянутая икра болела из-за жгута. Справа, отделенный от стоящих позади новых зданий завесой дождя, резал глаз своей древностью дворец Сент-Джеймс, отбрасывая ковыляющего под его стенами Муна на несколько столетий назад. Жгут разболтался и соскользнул на щиколотку.

Запыхавшись, он сбавил ход и похромал направо, на Куинз-уок. Пайк — если судить по внешности[19]— стоял под одним из деревьев, росших вдоль тропинки. О'Шонесси и Кодрингтон укрывались на эстраде слева. Тело Муна сотрясалось в паралитической рысце. Одной ноте было холодно, другой тепло. Он чувствовал, как его левая туфля заполняется кровью.

Приближаясь к Пиккадилли, он опять заволновался: возможно, кто-нибудь — одноногая дама, размер шестой, — добрался туда раньше его. Но туфля валялась там, где он ее бросил. Возбужденный своим рыцарством и перспективой вручить подарок своей Даме, он положил туфлю в карман. Он был уверен, что она не догадалась.

Пиккадилли оказалась еще более пустой, чем когда он пересекал ее раньше. Дождь усилился, и он поспешил под колоннаду «Рица». Под ней с удобством разместилось с полдюжины людей. Только один (Мордлет?) смотрел на него. В сторону Серкус прошелестела машина. Транспорта было очень мало. Однако, посмотрев на дорогу, он увидел ковбоя, ведущего в его сторону лошадь.

— Мистер Джонс!

Ковбой посмотрел на него, но это оказался не мистер Джонс, не Убоище, не кто-нибудь, кого он когда-либо видел прежде.

Мун безнадежно огляделся, сунув в карманы пальто руки: одна сжимала туфлю, другая бомбу. Нереальность его положения изумила его. Он помнил время, когда смысл и необходимость бомбы были для него самоочевидны и не вызывали никаких вопросов, за исключением отсчета, но теперь, когда время пошло, бомба в одном кармане значила не больше, чем туфля в другом, а то и меньше.

Он пересек Арлингтон-стрит, пытаясь уложить свою недавнюю историю в схему, которая смогла бы предопределить его следующий шаг. На следующем углу он заглянул на Сент-Джеймс-стрит и на левой стороне увидел невдалеке розовую карету, стоящую задом к нему.

Мун поспешил к ней, пройдя между клубами «Девоншир» и «Уайтс», между «Брукс» и «Будлс», и понял, что девятый граф так и не добрался до своего клуба: эта карета принадлежала не лорду Малквисту. Просто еще одна розовая карета.

Она стояла перед пустым служебным зданием. Оглобли покоились на земле по обе стороны кучки навоза; брошенная, она напоминала улику в каком-нибудь воображаемом «Деле о пропавших лошадях». Мун обошел карету и заглянул внутрь. Пусто, лишь рулон розовой туалетной бумаги лежал на сиденье, бросая вызов асам детективного сыска.

Мун уселся на ступеньку кареты и снял левую туфлю. Внутри она промокла от крови и дождя. Он стянул носок и отжал из него розоватую влагу.