этом? Мы ведь сразу же направились к поместью, как только автомобиль с Карлосом скрылся с места битвы!

Но тут я заметила сидящего на жердочке у окна ворона. Неужели дед следил за мной через ворона с самого моего отбытия из дома? И видел все? Может, даже слышал?..

— Вам известно, как он? — воскликнула я.

— Гилберт уже отправился за ним, чтобы перевезти его в больницу и обеспечить лучших уход из возможных. Нам остается только ждать. А тебе — заплатить цену за тот урон, который ты принесла Серебряному Братству.

— Если ты хочешь убить меня…

— Одной смертью другую не исправить! — поднял голос дед, и я вздрогнула. — Мы смоем с тебя позор и забудем обо всем этом. Ты выйдешь замуж за моего друга. Прямо сейчас. И будешь самой примерной в Лимерии женой. Злые языки будут припоминать эту историю, но мы все забудем ее сегодня же, словно ничего не было, а больше никто не видел того, что произошло. Для всех ты действительно вышла замуж. Но не за того мерзавца Редмуна, а за Грегори Лайтфула.

У меня расширились от ужаса глаза. Я даже дышать перестала. Грегори Лайтфул! Я знала это имя, и последнее, что мне хотелось бы — это оказаться с ним в одной постели.

— Грегори ждет тебя, Эмбер. Ступай и поздоровайся со своим женихом. А потом вас обручат прямо в этой гостиной. Священник уже в пути.

Я была готова ко всему. К самому худшему. К смерти от руки родного деда или отца. Но к этому!

Словно под гипнозом, я медленно пошла вслед за взявшей меня под руку Марией. Перед глазами все плыло. Я не видела лиц родных, которые молча присутствовали при этом, не видела предметов, которые меня окружали, глаза заволокло непроницаемой пеленой.

Вдали раздался грохот приближающейся грозы.

Мария проводила меня до курительной комнаты. Когда в доме появился Грегори Лайтфул и кто его сопровождал, мне не было известно. Все произошло слишком быстро, словно дедушка ожидал такого поворота и готовился к нему. Или даже — ужасная догадка пронзила меня — он сам все это подстроил и спланировал, чтобы отдать меня замуж за своего пожилого друга!

Грегори Лайтфул был старым оборотнем, первым бетой своего клана, но годы не пощадили его. Он все меньше выходил на охоту и все больше занимался бизнесом, а потому к тому моменту, когда я вошла в курительную комнату, представлял собой обрюзгшего старика с большим животом и бульдожьими щеками. Официальный черный костюм нисколько не красил его и больше подошел бы для того, чтобы в нем старика похоронить. Но выбора у меня, видимо, и в самом деле не было.

— Здравствуй, дорогая Эмми, — проговорил он, когда Мария закрыла за собой дверь, оставив нас вдвоем.

Я молча присела в книксене, опустив голову, чтобы только не видеть это лицо и не представлять, как его масляные губы сомкнутся на моих, скрепляя брачную клятву.

Клятва! Как смешно мне теперь было думать о ней. Клятва, которая ничего не стоит, если муж не привел жену в свой дом. Клятва, которую можно нарушить — и тебе ничего не будет, если только ты мужчина.

Глаза мои наполнились слезами несправедливости.

— Он предал меня, — прошептала я. — Он обманул клан Бейлов. Разве можно оставлять это так? Разве дедушка не должен отомстить за меня?

— Все так, дорогая, — сочувствующим тоном ответил старик. — Со временем и ты будешь отомщена. Но сейчас тебе нужно думать о том, как спасти свою честь.

Честь. Честь! О какой чести они вообще могут говорить!

Он притянул меня к себе и успокаивающе погладил по голове.

— Мне остатся только гадать, через что тебе пришлось пройти. Но все позади. Больше тебя никто не тронет. Дом Лайтфул защитит тебя, милая моя.

Я подняла на него взгляд, полный слез и надежды. На какое-то мгновение это действительно показалось мне выходом. Старик однажды умрет, оставив меня свободной вдовой, которую в самом деле никто не посмеет тронуть, и никто не сможет указывать и попрекать. Жизнь беты в клане не так уж и плоха. Но потом я представила себе его обрюзгшее тело, которое наверняка похоже на желе, над своим обнаженным телом. Представила, каким он предстанет передо мной на супружеском ложе. А ведь он может прожить дольше, чем смели ожидать его потомки, жаждущие наследства. И тогда год за годом мне придется быть с ним…

Нет, это ужасно. Даже думать о таком!..

Особенно после ночи, проведенной с Ларсоном.

Я не всхлипывала. Не рыдала. Но слезы крупными каплями скатывались по щекам, вытекая из широко распахнутых глаз.

— Милая, — проговорил Грегори Лайтфул, утирая полноватыми пальцами мои слезы. — Сейчас все закончится. Не знаю, что с тобой сделал тот ужасный человек, но меня не волнует то, что ты можешь быть нечиста. Об этом никто не узнает.

Он думает, я плачу потому, что Ларсон лишил меня чистоты? Я невольно засмеялась. Тихо, обреченно. Но его это устроило.

— Вот так, моя хорошая. Так-то лучше. Утри слезы и покончим с этим. Я понимаю, что ты не была готова к тому, что жизнь твоя так внезапно изменится. Но ты привыкнешь. Свыкнется — слюбится.

О, в это я не верила ни капельки. Но у меня уже не было сомнений. Я знала, как поступлю. И мысль о том, что произойдет через несколько минут, развеселила меня. Едва сдерживая истерический смех, я кивнула и вытерла слезы.

— Мне нужно поговорить с лэром. Так что, с вашего позволения, я пока оставлю вас.

— Ступай, милая. Я рад, что мы друг друга поняли.

Мне было неведомо, в чем именно по его мнению мы друг друга поняли, но я не хотела привлекать его особое внимание, пока не выполню задуманное. И вообще ничье внимание.

Вернувшись в холл, я прислушалась. В доме было тихо, словно все, как мыши, забились по углам. Но мне это было только на руку. Возле входной двери висело ружье на случай, если на дом нападут. Я его сняла со стены, убедилась в том, что оно заряжено, и направилась туда, где дед обычно проводил послеобеденное время — на веранду на заднем дворе. Он действительно оказался там. Сидел за столом, спокойно, как ни в чем не бывало, листая газету. Для него ничего не произошло. И не произойдет. Лишь только избавится от одной проблемы.

Я бросила ружье на пол перед дедом.

— Что это? — он неторопливо поднял на меня взгляд, но газету не убрал, лишь опустил немного.

— Ты хотел избавиться