— Напои нашу дорогую Вивьен, она так настрадалась, пока возвращалась домой в обществе дрожащей Джованны, — приказал Галемир ненастоящим сладким голосом.

Слуга подорвался обратно в коридор и быстро вернулся с большим хрустальным кувшином и стаканом воды. Он поставил все на хрустальный столик в углу, хрусталь тихо звякнул. Дзынь. Вода зажурчала так маняще и соблазнительно. Я облизала свои потрескавшиеся губы. Слуга по команде передал стакан Галемиру и, слишком низко кланяясь, попятился прочь.

Галемир делает еще пару шагов и оказывается очень близко, ему даже не нужно протягивать руку, чтобы передать мне этот вожделенный стакан воды. Я беру подношение дрожащей рукой и делаю несколько жадных глотков. Я ненавижу его и благодарю одновременно.

— Спасибо… — голос мой звучит словно обвинение. А Галемир кривится в ненастоящей усмешке.

— Безопасность твоя клетка, верно? — раздался его звонкий полный сил голос.

Элиаш продолжал молчать и теперь не сидел, а развратно развалился на диване с этими чертовыми яркими подушками. Одного взгляда на него хватило, чтобы мои щеки вспыхнули: без рубашки, поза полулежа, облокотился на своей правый локоть, ноги расставлены, длинный палец плавно поглаживает внутреннюю сторону бедра и не сводит с меня своих раскосых глаз. А кожа его блестит то ли от пота, то ли от волшебных блесток, какие обычно бывают на зимнем карнавале.

— Ты не можешь находиться здесь с нами, в безопасности…

Галемир забрал у меня стакан с водой и каким-то слишком резким движением бросил его в сторону. Я дернулась и не услышала звука разбившегося стекла и вместо этого увидела этот самый стакан на этом чертовом хрустальном столике.

— Вампиры пугают тебя, Вивьен? — его голос раздался совсем рядом, а его горячие пальцы впились в мой подбородок, повернув мое лицо к нему, заставляя смотреть в эти пронзительные глаза, — Они стали слишком тебе докучать?

С каждым словом он склонялся ниже, поворачивая голову, будто собираясь поцеловать. Хотелось вжаться в стену, а лучше бежать из комнаты и никогда не возвращаться. Но я стояла, не уступая ему и миллиметра пространства.

— Может стоит ограничить их общение с тобой?

— Что? — вопрос вырвался из меня без моего ведома, от ужаса, от напряжения, от нежелания, чтобы он воплотил в жизнь свои мысли.

— Анзель проявляет слишком ярый интерес к тебе, моя дорогая, — его горячее мятное дыхание опаляет мою разгоряченную кожу, — Всего одно твое слово и он никогда не приблизится к тебе. Твоя безопасность и комфорт очень важны для нас и твой поступок меня очень расстроил. Вивьен. Я так хочу, чтобы здесь ты чувствовала себя как дома.

— Вампиры ничего не сделали мне, — шепчу я, хриплым голосом, — Меня пугают не они.

— Тогда что же тебя пугает, моя дорогая? Что тебя так сильно взволновало, что ты бросилась из замка посреди ночи? Безопасность? Чрезмерная роскошь? Знания, которые тебе дарят? Шелковые удобные одежды? Знаешь ли ты, что за то, что ты получаешь просто потому, что очень необычна по рождению некоторые готовы на все. Даже на убийство.

— Где твоя благодарность, девка, — грубо бросает Элиаш, приподнимаясь на диване и сладко потягиваясь, оголяя еще больше кожи на животе.

— Элиаш бывает груб, — Галемир бросает на него задумчивый взгляд, затем снова возвращается ко мне, — Но в его словах есть смысл.

— У нашей Марианны схожая ситуация — она не из богатой семьи и не может предложить нам ничего кроме своих обворожительных способностей и преданности. Она с радостью дарит своей стране все, чем обладает. Ты — испытываешь мое терпение.

— Что вам от меня нужно?

— Преданность, Вивьен. Абсолютная и необъяснимая. Любовь к своему королевству.

— Еще не было ни одного адепта или Алхимика, который не получил бы воздаяние за свою преданность, — холодно констатировал Элиаш, снова откидываясь на свои мерзкие яркие подушки.

Никогда в жизни не усядусь в них. Никогда! Мысли снова зацепились за Мадлен и ее холодное тело на алтаре. Конечно, ей воздалось за преданность больше всех. Я оскалилась, но промолчала.

— Поэтому, Вивьен, — продолжил Галемир. А от того, как он приторно произносил мое имя меня начинало тошнить, — Тебе придется сделать выбор. И этот выбор абсолютно категоричен.

— И запомни, выкормыш подворотни, — гаркнул Элиаш вдобавок, — Твоя двуличность будет раскрыта раньше, чем ты ахнешь.

Галемир лишь усмехнулся грубости своего любовника и отпустил, наконец, мое лицо, оставив мне дикую злость в груди, которую я сдавила тисками, не показывая властным алхимикам.

Я отправилась в гостевые покои в полном одиночестве, чтобы привести себя в порядок и смыть приставшие ко мне грязь, печаль и чувство вины.

***

Ночь уже давно вышла на прогулку в сопровождении своей верной спутницы-луны, когда я, наконец, пришла в себя и привела тело и мысли в порядок.

Паника, которая атаковала меня прошлой ночью успокоилась и теперь ощущала себя жутко глупо, ведь я оказалась в более скованном положении по собственной глупости. Хотя можно извлечь из этой ситуации выгоду — они всегда следили за мной, тщательно, скрытно и показали себя только, когда наделала глупостей. Им нужно знать, что я могу, какой силой обладаю и я не выдам свой секрет так просто. Анзель знает, что я достаточно сильна и теперь нужно быть уверенной, что он никому ничего не скажет, а учитывая его ненависть к Алхимикам у меня есть шанс на его молчание.

Мысли об Анзеле сдавили грудь, я вдруг отчаянно захотела увидеть его, хотя бы на мгновение, мне даже не нужно было с ним говорить или касаться. Просто увидеть, ощутить это спокойствие, чувство безопасности, а не это бесконечное одиночество и страх.

Прикоснуться к нему… Я действительно об этом думала? Сейчас? Когда жизнь круто изменилась?

Я зарычала от безысходности и сдавливающих чувств. Этот звук прокатился по полупустой комнате и потонул во мраке ночи. Шейла и Лидия меня бы поняли, они не задали ни одного вопроса, просто обняли крепко-крепко, а потом напоили сладким чаем с фруктами, мы бы сидели на кровати бабушки Антонии, а она читала нам свою любимую книгу о заморских колдунах, об их кровавой битве со злой ведьмой, которая веками пыталась захватить власть над равниной, о путешествиях по морю, когда наступали спокойные месяцы. Но их здесь нет, а моя бабушка просто исчезла, забрав свои секреты с собой.

Сухие пальцы сами собой потянулись к амулету, висевшему у меня на шее — единственному, что у меня осталось от нее. Ее самый дорогой и загадочный подарок нам с сестрой. Мысли о Мадлен снова сдавили все внутри, я подскочила с кровати и заметалась по комнате,