комнаты. Никогда в жизни я не ощущала себя такой беспомощной. Они убили Мадлен ради какой-то личной выгоды, но не добились этого и теперь их взор пал на меня. Кто за этим стоит — алхимики, вампиры или бездушные? Тело зудит от желания действовать. Мадлен я уже не смогу помочь, но могу спасти себя. До рассвета не больше двух часов, даже меньше. Час. Мне нужно выждать совсем немного, чтобы Анзель точно покинул эти коридоры, с остальными я справлюсь.

Я бросилась к своим вещам, снова завязала шнурком волосы, переоделась в свою старую одежду, крепкие старые сапоги сунула под мышку и выскочила в коридор. Мне нужно добраться до конюха и взять лошадь, пешком я далеко не уйду. Я двигалась быстро и уверенно, разворачивая гвардейцев в разные стороны, чтобы они не столкнулись ни со мной ни друг с другом. С конюхом тоже не возникло проблем. Виски противно за пульсировали, напоминая, чего мне стоил этот побег.

Мы с кобылкой миновали лавки, закрытые ставнями на ночь, и вступили в жилой район. Дома здесь были маленькими, как в районе, где мы жили, но вовсе не ютились друг на друге. Кроме того, они были в гораздо лучшем состоянии. Еще через несколько минут оказались за пределами ворот Белого Замка, небольшая капелька крови заструилась по губам и подбородку. Мигрень стала меньше, напряжение ощущалось не так сильно. Чем чаще я использовала свою силу, тем легче мне это давалось.

Я отправлюсь ближе к перевалу сразу после того, как сообщу бабушке, где меня искать и выясню, что она знает о моих родителях, кто из них был вампиром. Я сильнее вцепилась в вожжи, пытаясь успокоить себя, подгоняя крепкую кобылку. Горизонт окрасился в бледно розовый. Времени мало, но оно есть. Я несусь вперед быстрее ветра, подгоняемая страхом и любопытством.

Город начинал просыпаться, сонные работяги безразлично бросали на меня взгляды, когда мы пробирались между узкими улочками. Наконец, я притормозила около своего дома. Солнце уже окончательно встало, уничтожая утреннюю свежесть. Я спрыгнула с лошади и нагло заглянула в окно — сквозь штору на кухне мерцала масляная лампа, а это значит кто-то точно не спит. Мои кулаки несколько раз глухо ударили по старой двери, с которой слезла почти вся зеленая краска. Тишина. Потом послышалось шуршание и дверь распахнулась: на пороге стояла заспанная Шейла, которая куталась в теплую тунику. Шейка высокая, темнокожая брюнетка, с кудрявыми волосами собранными в тугой пучок. Ее черные, почти лишенные зрачков глаза смотрели на меня с ужасом и непониманием.

— Ого! Вивьен! — где-то позади пропищала Лидия.

Глаза Шейлы все увеличивались в размерах, затем она выглянула за мою спину, обвела взглядом кобылку, удостоверилась, что я была одна и одним резким движением втащила меня в дом, громко захлопнув дверь.

— Шейла, почему ты выглядишь как испуганный зверек?

— А не должна? — резко ответила она низким заспанным голосом, — Ты же должна быть в Белом Замке, оттуда так просто не уходят, еще и на рассвете, и в одиночестве.

— Ты права, — я прикусила губу, — Где бабушка Антониа? Мне нужно с ней поговорить, срочно. Она спит?

— Ее нет, — снова подала голос Лидия. На Лидии была надета старенькая пижама, а волосы распущены и растрепаны после сна.

— Как это нет? — я снова уставилась на Шейлу, — Бабушка иногда неделями из дома не выходит и ее нет утром на рассвете?

— Она уехала практически сразу как тебя забрали в Белый Замок. Она все твердила о каких-то родственниках, которых нужно срочно увидеть, собрала только самые необходимые вещи и умчалась в неизвестном направлении.

Я застыла на мгновение. Я не знала ни о каких родственниках, мы остались втроем друг и друга. Вдвоем.

— Скажи мне, что родственники существуют, Вивьен… — Шейла понизила голос до шепота, но все равно говорила слишком испуганно, — Вивьен.

— Может быть она сказала что-то еще? — мой голос прозвучал до противного жалко, — Что угодно…

— Нет, Вивьен, она вообще ничего конкретного не сказала… У тебя все хорошо? Почему ты здесь? Мадлен действительно…

Шейла не закончила фразу и бросила испуганный взгляд на Лидию, которая обняла себя руками и молча наблюдала за нами. Эта девочка выглядела совсем крошкой, но жизнь заставила ее быстрее повзрослеть. Лидия следила своими взрослыми глазами и, казалось, понимала даже больше, чем Шейла.

Я утвердительно покачала головой и вцепилась пальцами в воротник туники. Я не могла произнести это вслух в нашем доме.

— Я бы хотела осмотреть ее комнату…

— Конечно, пошли…

Последнее слово Шейлы утонуло в грохоте разорвавшейся двери позади меня. Мелкие щепки заполнили воздух, заставив каждого закрыть глаза и лицо руками. Лидия завизжала, а Шейла схватила в охапку дочь, заслоняя ее собой. Через мгновение все затихло и оторвала порезанные ладони от лица, затем резко обернулась. В коридор вошло трое, сначала я подумала, что все трое мужчины и королевские гвардейцы, но приглядевшись заметила, что среди них была одна женщина и гвардейцев и даже рыцарем она не являлась. Алхимик.

У нее были коротко стриженные волосы цвета вороного крыла, большие черные круглые глаза, которые бегали, ни на чем конкретно не останавливаясь, а ее губы нервно двигались словно она хотела что-то сказать, но продолжала молчать. Одета она была так же, как и Элиаш — просто и дорого. Алхимик выглядела угрожающей и безумной. Затем она будто смогла заставить себя расслабиться и окинула наше жилище неприятным взглядом.

— Считаю своим долгом сообщить, что, в отличие от гвардейцев, я не отличаюсь терпением, когда дело касается подданных, которые отказываются помогать, — прогрохотала женщина, пристально вглядываясь в лицо Шейлы. Голос у этой женщины оказался низким, хриплым, такой обычно бывает у старухи, которая курила трубку лет с двенадцати и чудом от этого не померла. Затем Алхимик перевела взгляд на Лидию и лицо ее вмиг стало кровожадным. Хотя я и стояла ближе к ней, на меня она еще ни разу не взглянула. Двое гвардейцев так и остались стоять на улице. А вокруг нашего дома уже начала собираться небольшая толпа.

Лидия жалобно всхлипнула. От этого жалкого и беззащитного звука мне стало стыдно. Я не подумала о них и теперь они в опасности. Мой эгоизм вырвался наружу, потому что мой разум был погружен в горе и в саму себя. Я встала спиной к своим друзьям и спросила прямо:

— Что вам нужно?

— Мне сказали, что ты умная, — прохрипела женщина, ее лицо исказилось в противной ухмылке, которая прорезала лицо тонкими морщинами, словно ее кожа была пергаментной бумагой. Гвардейцы за ее