– Ну и что? – зевнул Дегтярев.

– Может, ювелирное изделие убивает тех, кто к нему прикасается? – предположила я.

Полковник закатил глаза.

– Судя по услышанному мной заявлению, ты прочитала очередной шедевр Смоляковой.

– Нет, – возразила я, – то есть да, роман Милады лежит в спальне, но он тут ни при чем. Согласись, подозрительно, когда происходит столько нехорошего с людьми, которые держали украшение в руках.

Дегтярев слез с кровати и подошел к окну.

– Ты склонна делать скоропалительные выводы. Насчет собаки ничего не скажу, но если она была старая, то чему ты удивляешься?

– Пожилая, но здоровая, – ответила я. – Трикси никогда не болела.

– Вика Федорова – наркоманка со стажем, – не обращая внимания на мои слова, продолжал полковник. – Внешне она выглядела хорошо, но! Иногда возьмешь спелое румяное яблоко, разрежешь его, а внутри оно гнилое. Такова старшая Федорова. В ее крови нашли коктейль из разных препаратов, не дама, а аптека, чего только не глотала: болеутоляющие, антидепрессанты, у светской львицы почти полностью разрушена перегородка в носу, что свидетельствует о любви к кокаину, который она ежедневно употребляла в немалых дозах. У Вики были проблемы с сердцем, легкими, печенью, почками. И мне ее смерть не кажется странной. Теперь о Екатерине. Девочка алкоголичка.

– Ей всего пятнадцать лет, – притормозила я полковника.

Тот прислонился спиной к подоконнику.

– По мнению врача, младшая Федорова начала принимать спиртное лет эдак шесть назад.

– В девять лет? – не поверила я.

Александр Михайлович крякнул, подошел к письменному столу, открыл ноутбук и подозвал меня.

– Смотри сюда. В особняк Федоровых неизменно прикатывала «Скорая» из центра «Гио», там специализируются на опохмелке детей и подростков. В последнее время алкоголики помолодели. Катю и Вику много фотографировали на мероприятиях, мать и дочь всегда запечатлены с бокалами. Многие считают маргариту-дайкири-пинаколаду и прочие смеси невинной забавой. Это же не водка, не коньяк, разве можно напиться такой ерундой? Но давай изучим состав, например, «Голубой лагуны». В одной порции – пятьдесят миллилитров водки, двадцать крепкого ликера Блю Кюрасао, лимонный сок, примерно сто миллилитров швепса или спрайта плюс долька фрукта по вкусу бармена. Смесь имеет голубой цвет, выглядит по-детски, но мозг рушит по-взрослому. В моей юности таких компонентов не было, но бедные советские студенты нашли свой рецепт повеселиться. Мы покупали бутылку самого дешевого портвейна ужасного качества и прогоняли его через сифон. Вино делалось газированным, и даже от небольшого количества выпитого все падали пьяными. А в «Голубой лагуне» – соединение водки и ликера с лимонадом, вкус «беленькой» заглушен Блю Кюрасао. Мало кто ограничивается одним коктейлем, опрокинут два-три-четыре, и бумс! Уже под столом. Четырнадцатого апреля к Федоровым в районе полуночи из «Гио» примчалось аж три машины. Меня сей факт удивил. Зачем столько для одной Кати? Потом выяснил: оказывается, девочка отмечала день рождения. Школьники упились. Судя по анализам, сделанным сейчас в больнице, у Кати цирроз печени, большие проблемы с почками, поджелудочной железой и остальными органами. Лечащий врач сказал: «Кабы кровь брали не в моем присутствии, я бы мог подумать, что медсестра перепутала и сделала забор не у подростка, а у женщины лет семидесяти».

– Ага, – пробормотала я. – А что с Марфой?

– В лаборатории установили, что девочка принимала в больших дозах антидепрессанты, – пояснил Дегтярев. – Но мать клянется, что дочери их не прописывали.

– Катя могла поделиться с подругой своими запасами, – предположила я.

– Да, я тоже так думаю, – согласился Дегтярев. – У Вики по всему дому раскиданы упаковки лекарств, она их не в России приобрела, привозила из Европы или Америки. Некоторые препараты в нашу страну не завозят, например анаронин[9], его в некоторых странах отпускают без рецепта. Именно он найден в крови как у Вики, так и у Кати с Марфой. Анализы Демидовой лучше, чем у ее одноклассницы, она не алкоголичка. За Марфой дома присматривали, девочка не могла злоупотреблять спиртным, родные мигом бы почувствовали запах.

– А вот пилюли они учуять не могли, – вздохнула я.

– Доктор считает, что Марфа глотала лекарство месяца три, оно не успело глобально навредить ее здоровью, девочка в хорошей форме, – проговорил Дегтярев. – С ней другая проблема. Михаил не родной отец Марфы.

– И как это узнали? – подпрыгнула я.

Полковник сел в кресло.

– Марфу поместили в медцентр «Роуз», там всегда при поступлении больного берут анализ крови у его ближайших родственников: отца, матери, братьев, сестер. Объясняется это просто: вдруг срочно потребуется переливание, тогда не станут тратить время на определение лучшего донора, он уже известен.

– Впервые о такой практике слышу, – удивилась я.

– В каждой клинике, если она не государственная, свои заморочки, – пожал плечами Дегтярев. – Ну и обнаружилось, что у Марфы первая группа, а у Михаила – четвертая, это исключает его отцовство.

– Кажется, Геннадий в курсе того, что девочка не от его младшего брата, поэтому он так резко отреагировал на глупость, совершенную ею, – сказала я.

Александр Михайлович скривился.

– Женщинам свойственно считать подлые поступки подростков глупостью, а самих тинейджеров умильными малышами. Совершенно правильно Геннадий разозлился. Его бизнес зависит от заказов богатых людей, для которых он реплики антиквариата изготовляет. Станут толстосумы пользоваться услугами мастера, у которого племянница драгоценности клиентов ворует? Нужны им неприятности и немалые хлопоты по возврату своей собственности? Подвеска, купленная Перфильевым на аукционе, обнаружена в доме Федоровой, медальон висел на ее шее в момент смерти. Сейчас украшение считается собственностью Вики. Леониду ее назад вернуть непросто будет.

– Но мы же знаем, что Катя ее украла, – перебила я.

– Это по словам Марфы, – возразил мне Дегтярев. – А вдруг она врет? Возможно, Катя пообещала что-то подруге за медальон, сказала ей: «Отдай мне украшение, а я сделаю так, что твое фото появится на обложке журнала «Вог». Думаешь, мечтающая увидеть свой снимок в прессе Демидова отказалась бы?

– «Вог» никогда не опубликует фото Марфы, – возразила я. – Это респектабельный журнал, флагман фэшн-прессы. Чтобы стать его лицом, надо быть знаменитой артисткой или моделью.

– Федорова могла соврать, чтобы заполучить подвеску. Марфа сама вручила подружке медальон, рассчитывая увидеть свое фото на обложке журнала, – остановил меня Александр Михайлович.

– Закрой окно, – попросила я, – сыро стало. Глупо же так поступать. Геннадий заметил бы пропажу медальона, начал бы искать его, а Вика отправилась бы с «Нарциссом» на какой-нибудь светский раут, как всегда, попала бы в объективы папарацци. Не прошло бы и дня, как Перфильев узнал бы, на чьей шее теперь болтается украшение.