Он с нежностью посмотрел на тигра. Потом наклонил голову и поцеловал игрушку. Затем покинул сцену. В спортзале воцарилась тишина. Очевидно, Трим Томас ни слова не понимал из того, что сказал, но он выучил наизусть все эти странные фразы и произнес пролог с искренней любовью. К тигру. Маркус стоял за кулисами и услышал, как кто-то в зале всхлипнул. Это был суфлер. За его спиной звучал низкий голос:

– Бульвар, бульвар, бульвар…

Воге тренировал артикуляцию. Он был в длинном черном плаще и лакированных ботинках.

Представление продолжилось в настроении, заданном Тримом Томасом. Все играли как никогда раньше. Знаменитая сцена на балконе, когда Ромео навещает Джульетту в саду, прошла изумительно. Девочки элегантно переходили из роли в роль, хотя сам переход иногда затягивался. Но это было естественно. Они же впервые репетировали в костюмах. Даже Кормилица умудрилась спрятать свою влюбленность под париком и платьем. Тем не менее Маркус был уверен, что проколется. И прокололся основательно.

Это случилось, когда Кормилица пришла к Джульетте, чтобы рассказать, что все готово к тайному венчанию с Ромео.

Маркус выбежал на сцену, дыша, как бык. Александра схватила его за руки и нежно посмотрела на него одним зеленым и одним карим глазом.

Ну, дорогая, милая!.. О боже!

Что ты глядишь так строго? Все равно,

Коль весть плоха, скажи ее с улыбкой;

Коль хороша, то музыки отрадной

Не порти мне, играя с мрачным видом.

Он уставился ей в глаза и не мог выговорить ни слова. Маркус знал, что нежный взгляд предназначен не Кормилице, а Ромео, но тем не менее она сейчас смотрела на него. Сначала нежно, потом неуверенно. О боже, какая же она замечательная! Ее глаза сияют! Зеленый и карий. Самые красивые цвета на земле! Откуда-то издалека он услышал шепот Монса:

– Устала я…

Казалось, ее глаза становятся все больше и больше.

– Дай мне передохнуть, – прошептал Монс чуть громче.

Будто бы они меняли цвет, пока он смотрел в них.

– Ну и прогулка. – сказал Монс в полный голос.

Теперь зеленый глаз стал карим, а карий – зеленым.

– Устала я, дай мне передохнуть.

– Ох, косточки болят! Ну и прогулка! – уже чуть не орал Монс.

Маркус открыл наконец рот:

Но тише! Что за свет блеснул в окне?

О, там восток! Джульетта – это солнце.

Встань, солнце ясное, убей луну —

Завистницу: она и без того

Совсем больна, бледна от огорченья,

Что, ей служа, ты все ж ее прекрасней.

Не будь служанкою луны ревнивой!

Цвет девственных одежд зелено-бледный

Одни шуты лишь носят: брось его.

О, вот моя любовь, моя царица!

Ах, знай она, что это так!

Она заговорила? Нет, молчит.

Взор говорит. Я на него отвечу!

Я слишком дерзок: эта речь – не мне.

Прекраснейшие в небе две звезды,

Принуждены на время отлучиться,

Глазам ее свое моленье шлют —

Сиять за них, пока они вернутся.

Но будь ее глаза на небесах,

А звезды на ее лице останься, —

Затмил бы звезды блеск ее ланит,

Как свет дневной лампаду затмевает;

Глаза ж ее с небес струили б в воздух

Такие лучезарные потоки,

Что птицы бы запели, в ночь не веря.

Вот подперла рукой прекрасной