В микрофоне Гончаровой послышался слабый хруст от дыхания. Я старалась.

Старалась не видеть его, потому что опасалась узнать. Как ещё может нежить слух этот пленительный голос… Муратов, легко перебирая струны, наклонился к стойке.

Медленно вдохнул перед тем, как его ресницы дрогнули, и веки спрятали выразительные глаза, отрезав парня от этого мира…

Мне стало известно, что у него был свой.

— *Заметался пожар голубой, Позабылись родимые дали. В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить…

В горле пересохло. И даже чуть потемнело в глазах. Сражаясь за здравомыслие, я уставилась на лицо поющего студента, совсем не обращая внимания на магистрантку, и поняла, что не могу оторваться. Мне стало слышно только его. Видно только его одного…

Кудряшки издевательски красиво упали на изящные скулы, пока моё тело проверяло, сколько я протяну в вакууме. Так петь… Разве умеют люди?

— Мне бы только смотреть на тебя, Видеть глаз злато-карий омут.

Лекса распахнул веки и скользнул по залу взглядом. На мне он и споткнулся. А я по-прежнему не могла совладать с желанием любоваться.

Как можно сопротивляться? Не найти в этих стихах совпадения…

— И чтоб, прошлое не любя, Ты уйти не смогла к другому…

Во рту ощутилась горечь и затекла в гортань. Его хрипотца, доносившаяся ото всюду, до последнего преследовала что-то ускользающее между моих рёбер… Что-то, жалкое, беспомощное. Желающее не показываться на глаза.

Меня колотило изнутри. Лекса пел целую вечность.

Всего лишь стихи из учебной программы… Опомнись!

— Если б знала ты сердцем упорным, Как умеет любить хулиган, Как умеет он быть покорным.

Мы вновь и вновь находили глаза друг друга. Мне было безысходно страшно. Чувствовать большую, чем и без того сокрушительную, тягу к его присутствию. В этих стихах спрятались тысячи чужих печальных историй.

И, кажется, затерялась наша, будущая. Я слушала и отговаривала себя.

Пока не вскочила со стула, удаляясь к двери.

— В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить.

* Стихи С. Есенина

Глава 15 «Оставь себе»

В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить.

В первый раз…

В глазах резало от мерцающих снежных тропинок. Я поглубже спряталась в капюшон, смотря только под ноги, и думала. Что делать с тем, что я — женщина? Иррациональное существо. С техническим дипломом. Кандидат технических наук… В чужих сокровенных стихах, озвученных ртом сосунка спустя сто лет, нашла-таки любовный подтекст. За пару секунд прорвавшегося сумасшествия успела увидеть всё: от поцелуя до родов, и собиралась спокойно принимать у этого студента зачёт… Я тронулась?

Больше никаких репетиций.

— Ты объявила мне бойкот?

Мрачная Ирка напомнила о себе, на ходу заглянув под мой капюшон. Что-то не видно тех искорок из глаз, как на сцене в объятиях Степанова!

Мерзость! Она и Артём… Я и…

Ну уж нет! Здесь и сравнивать нечего. Однажды я обожглась, но радостно прыгать по граблям не собираюсь. А кое-кому стоит вспомнить о муже!

Я вскипела, тяжко вздохнув, но продолжила молчать.

— Ясно. Как в седьмом классе, — дура! Это совсем другое… — Только я всё равно не понимаю, почему?! Если обидела тебя чем-то, сказала бы!

Мы подходили к дому. Один фонарь уныло мигал, а остальные источали жёлтый уставший свет. В нём снежная "мошкара" быстро ныряла нам под ноги. Интересно, соседи будут пускать фейерверки во дворе в этом году?

— Я ей, как золушка, квартиру мою, готовлю после рабочей недели, а она обижается… Ну и… Пошла в жопу!

Моешь холодильники ты сносно, но, видимо, недостаточно искренне скулишь в ванной по Стасу.

Сама пошла!

— Ирина Максимовна! — раздалось за нашими спинами.

Я, замерзшая до стука зубов, остолбенела возле домофона. Ключи упали под ноги…

— Ирина Максимовна!.. — запыхавшийся краснощекий парень, из рта которого клубился пар, догнал нас и протянул Ирке измученный букет. Та изумленно взяла и принялась крутить-рассматривать. Веник!

Артём обессилено облокотился ладонями о колени.

Да, надо бы тебе отдышаться. Перед тем, как будешь убегать отсюда с ускорением пенделя!

Я, за этот вечер успевшая скопить уйму оскорблений и ненависти, взревела на весь двор.

— Какого хрена ты нас выслеживал? — в большей степени я уничтожала взглядом светящуюся от счастья Иришку. Уже и не такую светящуюся… — Пошёл отсюда! И никому не рассказывай мой адрес!

Похоже, он ни чуть не удивился. Или совсем не тому, на что я рассчитывала…

— А, это ваш дом? Я думал…

НУ ЧТО ЗА ОТСТОЙ?

— Виолетт, не злись. Артём не хотел ничего плохого. Почему ты такая… Напряженная сегодня?

Я рвано вздохнула, до последнего игнорируя подругу.

— Повторяю! Чеши отсюда! Обходи за несколько кварталов этот двор!.. И посмей только ляпнуть кому-то, где я живу!

Пока я причитала, поднимая с земли ключи, на моём плече зло сомкнулась чья-то рука.

— Прекрати! — Ирка сжала мою куртку, пытаясь обратить на себя внимание. — Прекрати так орать! Он, вообще-то, пришёл ко мне!

Ну всё, овца! Хотела поговорить — сейчас обсудим твои легкомысленные наклонности!

— Ты! Ноешь вечерами по мужу! Хочешь его вернуть?! Пытаешься исправиться? А этот хмырь тебе, — я уничижительно ткнула пальцем в отшатнувшегося Тёмика, — на кой чёрт?

Ничего личного, парень, мы за пределами ВУЗа. Могу и обматерить! Он скривил лицо, да и Ирка странно съежилась.

— Да что ты выдумала себе?! Это обычное человеческое общение! — её голос сорвался, когда она пыталась оборониться.

А-а-а… Хочешь сказать, мне до него далеко?

Подруга уныло смахнула растаявшие снежинки с хрустящей обертки на цветах. У неё теперь дрожала рука.

— Не надо судить по себе! Просто я — не ты! Я не умею так! И не хочу! Не собираюсь я выливать словесные помои на студента за букет цветов!

У меня было множество вариантов объяснения этому изречению… Но самая гадкое прорвалось первым в очереди. Я растеряно переступила с ноги на ногу.

То есть, она такое поведение за достоинство считала?

— Теперь ясно тебе, почему я с тобой не разговариваю? — небольшое разъяснение в качестве исключения! — Ты говоришь одно, а делаешь… Противоположное! Может, поэтому Стас и обиделся на тебя?

Её алый рот медленно вытянулся. Ира, кажется, с трудом дышала, рассматривая меня теперь невыносимо холодным взглядом. Я чуть сжалась под курткой, не до конца понимая, что только сейчас сказала. Правда — она такая. Даже мнущемуся Артёму стало не по себе. Он принялся глазеть по сторонам, не понимая, в какую сторону лучше сматываться.

Подруга продолжала молчать. Подперла коленом сумку, дёрнула молнию и достала что-то