Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эйва ещё ни разу не слышала от него так много слов за один раз.
– Мне очень жаль, – выдохнула она. – Я и подумать не могла.
Она и правда не подумала, что Хоуэлл может это всё чувствовать. Раньше ей казалось, что переезд из Кембриджшира в Уайз – это огромная катастрофа, но она-то, по крайней мере, оставалась в привычном для себя мире.
– Ты обязательно вернёшься, – пообещала она. – Мы разузнаем, что происходит, и найдём способ вернуть тебя домой. И спасём договор, а с ним и оба наших мира.
«Хотя, – внезапно подумала она, – спасение договора, возможно, не лучшая перспектива для Внемира, потому что его обитателям по-прежнему придётся рабски трудиться над заклинаниями для людей».
– Эйва, – послышался голос Чарльза.
Девочка помахала приятелю рукой, чтобы показать, что она его слышит.
– Не волнуйся, – сказала она Хоуэллу. – Мы сможем всё уладить.
Хоуэлл грустно поднял голову.
– Как именно?
Эйва не знала, что ему ответить. Но тут, к счастью, её снова позвал Чарльз.
– Догоняй нас, – бросила она зелёноволосому мальчику и поспешила на зов, таща за собой на поводке миссис Футер.
На дорожку между могилами выпрыгнула красная лягушка. За ней скакала белка – по крайней мере, Эйве сначала показалось, что это белка. Зверёк двигался слишком быстро, и всё, что она успела разглядеть – это кончик рыжего хвоста, исчезнувший на высоком дереве. С веток крикнула птица – странным, почти человечьим голосом.
Чарльз стоял, склонившись над надгробием, настолько старым, что надпись на нём едва читалась. Прочие памятники в этой части кладбища густо заросли мхом и сорняками, но этот могильный камень оставался чистым, и трава вокруг него была аккуратно подстрижена. А на могильной плите стояла небольшая вазочка с белыми цветами.
Эйва нагнулась пониже, чтобы прочитать имена.
Мистер Эфраим Скиннер 1562 – 1602 И его супруга Абигейл 1570 – 1602 Возлюбленные родители
Просто мистер Скиннер, никакой не лорд.
– Первое имя лорда Скиннера ведь тоже Эфраим? – спросила она, присаживаясь на корточки рядом с холодным каменным надгробием.
– Они оба скончались молодыми, – заметила Люнетт. – Вот бедняжки.
«Да, – подумала Эйва, – эти супруги были даже младше наших собственных родителей». Но они умерли так давно, что эти даты казались уже потерявшими всякий смысл… Однако для тех, кто ухаживал за могилой, они, очевидно, смысла не потеряли. Она нагнулась к камню поближе, чтобы разглядеть почти неразличимую надпись под именами усопших – и её словно окатило ледяной волной. Обычно на могильных памятниках выбивали какой-нибудь стих из Библии. Но стихи на этом надгробии уж точно не имели к Библии никакого отношения.
Кто-нибудь вообще меня слушает? Нет?
Не думала, что дела обстоят настолько плохо.
Парк-роуд, Уайз. По цветочной клумбе пролетает облачко тумана – и розы вдруг становятся ярко-зелёными.
Театр-стрит. По улице стремглав несётся кошка, а за ней ещё одна. И ещё одна. И ещё. Все они стараются убраться подальше как можно скорее. Кошки обычно чувствуют, когда что-то не так.
На самом деле, вам тоже пора начать хоть что-нибудь замечать вокруг себя.
Компания возвращалась обратно по центральным улицам. Поскольку было воскресенье, все магазины были закрыты, и только небольшие группы туристов гуляли туда-сюда и жаловались друг другу на плохую погоду. Ничего себе, туман в июле, когда следовало бы ждать яркого солнца!
Эйва притормозила, чтобы дать миссис Футер как следует обнюхать фонарный столб.
«Зеркало примет всё зло без остатка…»
– Я никогда не слышала этот стишок до прибытия в Уайз, – сказала она вслух, – но тут он звучит просто отовсюду.
– Странный выбор цитаты для надгробия, – согласился с ней Чарльз. Даже на ходу он не переставал делать записи в своём блокноте, а ещё разок остановился, чтобы подобрать что-то непонятное с земли и после короткого исследования выкинуть прочь. – На могильном камне написано – «Возлюбленные родители». Значит, у этой пары точно были дети. Интересно, что с ними случилось?
Эйва отступила в сторону, чтобы разойтись с компанией дам в платьях, сверкающих всеми цветами радуги. Мэтью приподнял шляпу, приветствуя их.
– Мы приехали к родственникам в гости из Кембриджа, – нарочито громко выпалила Люнетт при виде дам. – Тут очень дождливо.
Женщины одарили её странными взглядами и прошли дальше.
Люнетт остановилась у витрины.
– Никогда не думала, что людям нужно так много чайников и маленьких зеркал!
– Им и не нужно, – пояснил Чарльз, останавливаясь с ней рядом. – Туристы покупают эти вещи только потому, что они зачарованы. Но дело в том, что магия работает только в пределах Уайза, и стоит людям вывезти сувениры из города, эти штучки превратятся в обыкновенные чайники и зеркала.
– Это если повезёт, – вставил Хоуэлл. – Потому что для изготовления магических штучек мы используем всякий мусор… Делаем розы из сухих листьев, продукты из… – он прервался, но его кривая улыбка была достаточно красноречива. – Нет, думаю, вы не хотите знать, из чего мы делаем зачарованную еду. – Он рассматривал витрину, хмуря брови. – Чарльз, Эйва… сколько у вас в городе таких магазинов?
Чарльз быстро посчитал на пальцах.
– Восемь. Девять, если считать наше местное турбюро.
– Не может быть, – Хоуэлл внимательно всматривался в витрину. – Мы же на фабрике «Растущая Луна» изготавливаем заклинания сотнями, тысячами! Куда они все деваются, раз не доходят до этих ваших магазинов?
– Никуда, – отозвался удивлённый Чарльз. – Я же сказал – за пределами Уайза магия не действует.
Эйва смотрела, как её дыхание туманит стекло витрины.
– Слушай, но если вы во Внеуайзе создаёте эти заклинания тысячами, а до магазинов Уайза доходят только десятки…
– Куда же деваются все остальные? – завершил Мэтью реплику сестры.
На следующее утро, когда Эйва собиралась на работу в дом Футеров, команда ни на шаг не продвинулась в расследовании. Девочка медленно одевалась, живот у неё побаливал от тревоги при одной мысли, что придётся встретиться лицом к лицу с мистером Футером. Но то, что Мэтью предстояло отправиться в «Убывающую Луну», пугало ещё сильнее. Стоило Эйве хотя бы подумать о том, что брат окажется наедине с лордом Скиннером, её начинало мутить от ужаса.