объявилась эзотерическая секта, поклонявшаяся летающим шарам. Ее члены, по всей вероятности, могли наблюдать предметы своего поклонения, совершенно невидимые для неверующих. Попытки сфотографировать эти предметы не имели успеха, заканчивались неудачами неизменно — хотя и мне и вам понятно, что возникло бы на пленке, имей фотографы эмульсию Бича.

«Лос Анджелес Экзаминер» сообщил в июне 1938 года о случае, вполне схожем с гибелью профессора Майо. В статье, озаглавленной «СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРЫЖОК ВЫДАЮЩЕГОСЯ АСТРОНОМА», рассказывается, как доктор Вильям Уоллес Кэмпбелл, почетный профессор Калифорнийского университета, погиб, выбросившись из окна своей квартиры, с четвертого этажа. Его сын объяснил поступок отца страхом перед возможной слепотой. Я, со своей стороны, полагаю: страх Кэмпбелла безусловно был связан со зрением, однако, вовсе не в том смысле, в каком восприняли этот страх окружающие.

Не обращая внимания на одобрительный ропот собравшихся, профессор Чэдвик продолжил:

— Хотите — верьте, хотите — нет, однако у одного из художников сверхчувственное восприятие, или «широкозоркость», было развито настолько, что он сумел написать превосходную картину, изображавшую стаю витонов, парящую над местностью зловещего вида. Словно почувствовав хищный нрав этих шаров, он включил в пейзаж ястреба. Картина называется «Долина сновидений», впервые выставлена в 1938 году, а сейчас находится в Англии, в галерее Тэйт. Автор, Пол Нэш, несколько лет спустя внезапно умер.

Глядя на Грэхема, профессор сказал:

— Все собранные нами доказательства несомненно свидетельствуют о том, что витоны — существа, состоящие из первичной энергии, уравновешенного ее сгустка. Это не твердое тело, не жидкость и не газ. Не животное, не растение, не минерал. Это — иная, неведомая ранее разновидность бытия, сходная с шаровыми молниями и другими подобными явлениями. Витоны — не материя в общепринятом смысле слова, они — что-то иное, неизвестное, но вовсе не сверхъестественное. Возможно, это смешанный волновой комплекс, который сегодня еще немыслимо исследовать наличествующей аппаратурой. Мы уже знаем: витоны столь необычны, что все попытки подвергнуть их спектроскопическому исследованию разбились в прах. Думается, единственное оружие, которое мы способны против них обратить, должно влиять на собственное состояние витонов, быть разновидностью энергии — например, излучением, порождающим гетеродинный эффект, нарушающим природные вибрации светящихся шаров. Открытие, сделанное не далее как сегодня господином Грэхемом из Разведывательной Службы, полностью подтверждает мою теорию. — Подняв руку, он поманил Грэхема и, заканчивая выступление, произнес:

— А теперь попрошу самого открывателя поделиться с вами добытыми ценными сведениями. Уверен, господин Грэхем и впредь будет нам помогать, внося полезные предложения.

Громко и уверенно Грэхем изложил аудитории произошедший несколько часов назад случай.

— Совершенно необходимо, — сказал он, — тотчас начать интенсивное исследование ультракоротких волн, излучать их через радиомаяки и определять, какие именно частоты, если таковые обнаружатся, наиболее губительны для витонов. На мой взгляд, следует оборудовать подходящую лабораторию в отдаленном, безлюдном месте, вдали от боевых действий, поскольку витоны, как удалось установить, скапливаются там же, где скапливаются люди, и очень редко посещают ненаселенные районы.

— Отличная мысль! — полковник Лимингтон поднялся и с высоты своего роста окинул взглядом сидящую аудиторию. — Обнаружено, что численность витонов равняется одной двадцатой — одной тридцатой части людского населения. Уверенно говорю: большинство этих тварей ошивается близ мощных источников человеческой и животной энергии. Лаборатория, упрятанная в пустыне, где урожай эмоций отсутствует или бесконечно мал, годами не привлечет их внимания, а следовательно, и нападения избегнет.

Собравшиеся ответили воодушевленным, одобрительным гулом. Впервые с начала кризиса, невольно ускоренного Бьернсеном, появилось чувство: человечество — на верном пути, оно сможет раз и навсегда стряхнуть многовековое иго. И тут же, словно желая напомнить, что воодушевлению должна сопутствовать осторожность, земля содрогнулась, снаружи долетел приглушенный грохот, а душераздирающий вой, несколько запоздало донесшийся с неба, объяснил причину.

Лимингтон уже подыскал место, чтобы соорудить первый оплот планомерного и целеустремленного сопротивления. Не обращая внимания на шум, начальник разведки отечески улыбнулся Грэхему, все еще стоявшему на возвышении. Полковник уже знал: предложение примут, и Грэхем сыграет роль, которая послужит вящему укреплению репутации всего ведомства. От людей своих Лимингтон неизменно требовал одного: отдавать избранной цели душу и тело — не больше и не меньше. Полковник всегда получал требуемое.

— Бесполезно биться с азиатами, не пытаясь одновременно сокрушить их коварных повелителей. Уничтожить витонов — значит, вывести наших врагов из-под власти заблуждения, возвратить им похищенный рассудок. Ведь азиаты — такие же люди, как и мы с вами. Заглушите дьявольский источник бредовой гордыни и безумных мечтаний — и ярость азиатская тотчас же утихнет. Давайте нанесем удар, вручив миру ключ к победе, оказавшийся в наших руках.

— Почему бы не собрать ученых и не засадить их за работу? — раздался голос из зала.

— Мы сделали бы это, но горький опыт учит, что тысяча рассредоточенных экспериментов несравненно безопаснее одного, над которым трудится тысяча участников. Пускай весь западный мир возьмется за дело — тогда никто, видимый или невидимый, не сможет помешать окончательной нашей победе!

Собравшиеся одобрительно зашумели. Грэхем рассеянно смотрел на шкаф, оберегавший единственную дверь. Воспоминание о Биче отозвалось в памяти глухой болью. А ведь были и другие воспоминания, столь же трагические — Майо, разбившийся вдребезги о мостовую; Дейкин, безрассудно летящий навстречу гибели; сосредоточенный взгляд страдальца с воображаемой собакой в животе; убийственный грохот, с которым машина Корбетта врезалась в бетонную стену; черная пелена взбесившихся атомов, развевающаяся и возносящаяся над Сильвер-Сити…

Но не стоит отравлять людям редкие минуты искреннего и могучего душевного подъема. Все равно, исследовать ультракороткие волны можно лишь в двух направлениях — верном и неверном; это ясно как Божий день. Неверное — завершится беспросветным рабством, а верное может оказаться чревато безжалостным истреблением всякого, кто приблизится к окончательному успеху.

Будущее сулило гибель — гибель каждого талантливого ученого, ставшего на передний край призрачной битвы. Грэхем не мог набраться духу и высказать эту страшную догадку. Аудитория затихла, ой сошел с возвышения. Тишина прервалась, однако, привычным напоминанием о рыскающей неподалеку смерти.

Пол подскочил на шесть дюймов и медленно опустился, проседая. Обитатели подземелья застыли в напряженных позах. Сквозь толстые стены долетел неистовый грохот рушащейся каменной кладки. С неба грянул злобный рев, а после краткого затишья раздался более протяжный и приглушенный гром — по улицам катились боевые машины, выискивая новые просторы, чтобы вновь и вновь было где сеять разруху, кровь и страдания.

Сангстер был озабочен, и скрыть этого не пытался. Он сидел за своим столом в Ведомстве Целевого Финансирования, здании Манхэттенского Банка, глядел на Грэхема, Воля и Лимингтона и говорил, не обращаясь ни