По пути к дому мадам Эры никто не проронил ни слова. И только раз, оглянувшись в сторону Белого города, Звенислав заметил:

– Пожаров больше стало.

Мы с Курбатом промолчали, ибо в этот момент все слова казались лишними. Всё пустое и меркнет рядом со смертью. Есть порядок вещей, при котором люди рождаются и, прожив жизнь, умирают в свой черёд – все смертны. Но когда смерть приходит неожиданно, по чьей-то злой воле, в ответ она порождает в душе бурю, перед которой всё остальное малозаметно и незначительно.

Когда мы подошли к дому мадам Эры, то поняли, что снова опоздали. Собаки, злые волкодавы, молчали, а фонарь над домом не горел. И только холодный сырой ветер от моря шатал распахнутую настежь широкую калитку. Однако расслабляться нельзя, и, выставив перед собой арбалеты, мы вошли внутрь. А потом где-то в глубине немаленького дома мадам что-то грохнуло, упав на пол. И несколько грубых мужских голосов на каком-то странном, но очень знакомом наречении о чём-то заспорили. Потом разберёмся, кто это такие. Нужно действовать, и я шепнул друзьям:

– Становимся за крыльцом, бьём всех в спины, и одного надо живьём взять.

Звенислав и Курбат кивнули: сколько бы внутри дома ни было врагов, мы одолеем их и всё равно узнаем, кто они такие.

Голоса, продолжающие о чём-то спорить, приближались. И спустя несколько секунд на крыльцо вышел первый наёмник, за ним второй, третий, а затем показался четвёртый.

«Всего четверо, справимся спокойно», – решил я и первым нажал на спуск.

Ча-ча-нг! – в полной тишине резкий звук стальной тетивы, давшей подачу болту, был слышен очень чётко.

Следом ударили арбалеты Курбата и Звенислава. Расстояние небольшое, били в упор, и никто не промазал, каждая стрела нашла свою жертву. Не сговариваясь, всё отработано уже не один раз во дворе таверны, вытащив ножи, мы бросились вперёд. А единственный оставшийся в живых наёмник прыжком развернулся на месте, и мы оказались с ним лицом к лицу.

Одним слитным, отточенным долгими тренировками движением наёмник быстро выхватил меч, и клинок блеснул перед моими глазами. Не достал он меня совсем немного, и я, рухнув на сырую землю, тут же подкатился ему под ноги. Всё получилось. Он пошатнулся, попробовал устоять и рубануть мечом вниз, но на него налетели Курбат и Звенислав. И чуть оттолкнув тело нашего врага от себя, я смог приподняться и окованной головкой рукоятки ножа с силой ударил его в лоб. Парни от меня не отставали и били его ногами куда придётся.

Вскоре наёмник затих, и, поднявшись, я прикрикнул на Курбата, который никак не мог остановиться:

– Стоп! Он с нами ещё поговорить должен!

Немного успокоившись, мы посовещались, как лучше поступить, и решили, что до рассвета есть ещё три часа. Значит, можно не тянуть наёмника далеко, и проще провести допрос в доме.

С трудом, тяжело дыша и отфыркиваясь, мы втянули пленника внутрь. Здесь сразу же связали его, прикрутили к массивному креслу и распалили жаровню. А потом подвесили светильник и, пока наёмник не пришёл в себя, осмотрелись.

Дом у мадам Эры просторный и богатый, и если бы мы пришли на пару дней раньше, многим могли бы разжиться. Но сейчас нас это не волновало. Пройдя по комнатам, я обнаружил хозяйку дома, нашу мучительницу и тварь, которую ненавидел всей своей душой.

Мадам Эра, совершенно голая, была привязана к кровати проволокой, и у неё во лбу находился вколоченный почти по самую шляпку длинный металлический гвоздь. Да уж, позабавились здесь не слабо, от души кто-то на ней отыгрался. А в душе появилось двойственное чувство. По-человечески её жаль. Но с другой стороны, подпирало сожаление, что это не я вколотил в голову мадам гвоздь. Да что там гвоздь. Кары и пытки, которым мы мечтали её подвергнуть, были более изобретательны, чем всё, что с ней сотворили перед смертью. Сплюнув на заляпанное кровью лицо мадам Эрмины Хайлер, я вернулся к пленнику.

На полу был расстелен плащ, и мои друзья что-то увлечённо перебирали. Посмотрел, там было оружие наёмников, четыре меча и четыре ножа, точно такие же дромские клинки, как и мой, один в один.

– Видал? – кивнул Курбат на оружие.

– Угу, – отозвался я.

– Нож как у тебя, – подметил горбун.

– Теперь и у вас такие же будут, – ответил я и подошёл к пленнику, среднего роста русоволосому парню, который делал вид, что до сих пор не очнулся. – Что-то долго он в себя не приходит. Звенислав, подтяни поближе жаровню.

Наёмник тут же открыл глаза. Видимо, он понимал местное наречие, сволочь, и прошипел как змея:

– Обманула, значит, тварь потасканная. Не всех ублюдков гвардейских кончили. Не всех. Ну ничего. До вас ещё доберутся. Тархан Менахем бен-Нисси по слову мелеха Каима пришлёт к вам смерть, и будет она мучительной. Вы не волки, вы ублюдство природное. И семя ваше мы выжигали, выжигаем и выжигать будем.

Последние слова наёмник выдыхал с какой-то особенной злобой, можно сказать, с неистовством. А мы молчали, слушали его и как на это реагировать, не знали.

«А-а-а, пропади оно всё пропадом!» Я взял железный вертел и сунул его в самую середину углей на жаровне.

Пленник покосился на меня и стал кричать:

– Меня не сломить пытками! Моя душа там, в великой степи, со своими родными! И пусть я сам дром по крови, но я искупаю это несовершенство, служа Ятгве! Слушайте меня! У вас ещё есть шанс выжить! Так придите в Ориссу и, встав на колени перед дворцом благословенного мелеха Каима, покайтесь и отдайтесь в его руки! Скорей всего, вас приговорят к смерти на жертвенном алтаре! Но души ваши будут спасены! Покайтесь!

Он прервался, и я спросил:

– Кто ты?

– Вам не надо знать моего имени. – Он плюнул в меня, но промазал.

– Тогда выбирай, – кивнул я на жаровню, – или ты отвечаешь на наши вопросы, или пытка.

– Не боюсь я ваших пыток, ибо попаду в рай, а вы сгорите в геенне огненной!

– Как знаешь. Звенислав, Курбат, стаскивайте с него штаны.

– Что вы делаете?! – прокричал он в полной панике, когда парни начали ножами срезать с него одежду, а я взял в руки раскалённый докрасна вертел.

– Знаешь, куда я его тебе сейчас засуну? Догадываешься?

– Нет! – в истерике заорал дурным голосом наёмник. – Только не это!

– Говорить будешь?

– Всё скажу. – Он торопливо закивал.

– Смотри, – вертел вернулся обратно в жаровню, – если только заподозрим, что юлишь, не пощадим.

– Всё скажу, ничего не утаю.

– Кто ты?

– Десятник особого отряда тархана Менахема бен-Нисси.

– Какова ваша задача?

– Поступили сведения, что старый герцог Штангордский имел предсмертное видение, где ему было сказано, что держава рахов может пасть, если дети дромских гвардейцев, выжившие после бойни в Ориссе, нападут на неё. Нам было приказано под прикрытием мятежа дворян уничтожить приют и проследить за тем, чтобы никто не выжил. Прибыли сегодня утром двумя отрядами. Должны были работать через три дня, но мятеж по какой-то причине начался раньше.