Словарный запас резко сократился до «ах», «ох» и нескольких матерных слов. А извилины сварились в кашу и стекли по позвоночнику на дно ванны.

Вероятно, если бы враги так пытали, вместо героического молчания он сам попросился бы в шпионы. Сдавал бы всех и каждого. Искал бы тайны. Делал бы что угодно, только бы снова оказаться в этой ванне и ощутить всю мощь пенного эротического насилия.

Как Вероника и обещала, для начала она его вымыла.

Заставив пустить к себе за спину, намылила голову. Кончиками пальцев взбила пену. Массажными движениями растерла кожу. До короткого ёжика возбудила каждую волосяную луковицу.

Потом принялась за спину. Все так же позади. Изредка касаясь полной грудью лопаток. И заставляя в крошево сжимать зубы.

Гладила.

Растирала.

Поливала водой.

Невесомо прикасалась губами.

Кружила мочалкой, словно выписывала на коже магические символы.

Долго. Убийственно-сладко.

Где-то на мытье поясницы Руслан готов был позорно кончить. Жёсткая мочалка и нежные ладони по очереди скользили от плеч к ягодицам, убивая контрастом ощущений.

Мышцы медленно превращались в податливое желе. А густой аромат каких-то цветов заставлял сознание уплывать куда-то очень далеко... туда, где был только пар, запахи и толпы мурашек, бегающих по телу в разных направлениях, туда и обратно.

Когда мочалка добралась до ног и бедер, душа Бадоева готова была проститься с телом.

Он чувствовал, как от массажа начинают гореть ступни. Как жар с лодыжек поднимается выше и лавой течёт по бедрам к самому сердцу. Словно под гипнозом, наблюдал за движениями удивительно сильных женских рук. И торжественно, стараясь дышать как можно ровнее, прощался со своей крышей:

«Да, ты служила верой и правдой, но бывай».

«Да, так намного лучше».

«Нет, я не буду скучать».

К мытью паха из него можно было вить верёвки и требовать пароли от файлов самого высокого уровня секретности.

Учитывая феноменальную память Пожарской, она, вероятно, и так знала их все. Но он бы выдал! С глухим криком! С позорным стоном! С предынфарктным «пожалуйста».

Только вместо него кое-что другое выдала Вероника. Немного спустив воду, она достала из блестящего пакета какую-то новую бутылочку. Налила себе в пригоршню прозрачную, похожую на масло, жидкость. И устроившись в ногах, сообщила:

– А сейчас подарок! Древняя индийская практика. Называется массаж лингама. Никогда так не делала, но, надеюсь, получится.

С этими словами одна щедро смазанная маслом ладонь легла чуть выше паха. А вторая, такая же скользкая, на внутреннюю сторону бедра.

– Может, просто утопишь меня?

Отполированный мочалкой и нежными женскими руками, Руслан готов был уже и умереть. Не первый раз рядом с этой женщиной, но теперь без единого сожаления. Все самое приятное в его жизни уже случилось, а дожидаться старости было необязательно.

– Не-а. Вначале подарок.

Масленые пальчики одновременно двинулись к твердому стволу. Едва касаясь, скользнули вверх. И легонько надавили на головку.

– Как же гуманизм? – Руслан резко выгнулся. По позвоночнику словно огненную дорожку пустили. От копчика до черепушки, выжигая все к хренам и заставляя уши сворачиваться в трубочку. – Существует такая штука. Слышала?

– «Гуманизм» в моем лексиконе отсутствует.

– А что в твоем лексиконе есть о несчастных, которые кончают в воздух? – Мужские руки с такой силой сжали края ванны, что та странно скрипнула.

– Кто говорил, что я тебе позволю?

Ведьма даже не улыбнулась.

– Не уверен, что смогу сдержаться.

Таким серьезным Руслан не был с последнего совещания на работе.

– Сможешь. Никаких финалов. Только массаж. Только удовольствие.

Вероника воинственно отбросила со лба выбившуюся прядь. Потом прикусила губу и старательно продолжила свою пытку.

Как настоящая садистка.

Как мастер пыток.

Кружила пальчиками вокруг паха. Мягко, ласково массировала мошонку. Иногда оттягивала ее назад. Иногда аккуратно сжимала.

Обильно поливая маслом ствол, двигалась вверх и вниз. То сдавливая, то легонько скручивая, то изучая нежными подушечками каждую венку и изгиб. Будто скульптор – будущий шедевр из глины.

Внимательно каждым пальчиком ласкала уздечку. Скользила по ней вначале мизинцем, потом безымянным, средним... с каждым новым прикосновением меняя нажим и скорость.

Незаметно подливала в ванну горячую воду. Куталась в белую дымку. И дышала... тяжелее и глубже, словно сама с каждой секундой заводилась все сильнее.

* * *

Кто на кого первым напал после массажа, Вероника так и не запомнила. Смыть масло с себя и Руслана она не успела. Сбежать вовремя – тоже.

Вода еще не ушла, а они уже оказались единым целым... вначале в ванне, разбавляя старые синяки на коленях новыми, потом на ковре в гостиной и после небольшого перерыва – на кровати.

Словно год просидел на голодном пайке без женской ласки, Руслан и на миг не мог остановиться. Вероника чувствовала его пальцы и губы везде. За ухом, где у нее оказалась одна сплошная эрогенная зона. Под подбородком, где находился ее собственный стоп-кран, и, чтобы сорвать его, достаточно было мазнуть языком. На груди. И глубоко внутри.

Руслан, словно слепой, внимательно изучал ее руками. Жадно целовал. Но впервые не спешил.

Иногда могло показаться, что его подменили. Животное, которое всегда резко набрасывалось и не отпускало, пока не добьется яркого оргазма, куда-то исчезло. Вместо него на ней и под ней сходил с ума какой-то маньяк-мазохист.

Упивался стонами. Двигался медленно и совсем без боли. Запрещал закрывать глаза и внимательно следил за сменой эмоций, будто питался ими.

После такой нежности хотелось купить огромный букет и отправить посольству Индии. В благодарность индусам за то, что придумали волшебный массаж.

Но вместо цветочных магазинов рядом, в соседней комнате, была лишь елка. А вместо курьера – довольный, опустошенный во всех смыслах мужчина.

Когда сил не осталось даже на поцелуи, Руслан притянул Веронику к боку и с усмешкой произнес:

– Ты в следующей раз перед таким подарком скорую помощь мне вызывай.

– Может, сразу машину реанимации?

– С симпатичными медсестричками в тонких халатиках. Ага.

– И с брутальным врачом для меня.

– Кастрированным!

Бадоев, даже сытый, оставался жутким собственником. Стукнуть его за это хотелось и расцеловать.