* * *

Если проснувшись после вчерашнего, первое, что вы видите, — это Ленин, то сначала вы думаете, что не проснулись. Я плотно зажмурилась, встряхнула головой и открыла глаза снова.

Ленин. Висит на стене, как живой. И бюстик его же на книжной полке. Из окна с не задёрнутыми тяжёлыми портьерами струилось серое утро. Я сглотнула и обвела глазами комнату. Впечатление, что я, как в фильме «Обратная сторона Луны», попала годы в пятидесятые усилилось. Ну, может, не пятидесятые, но глубоко советские: высокие потолки, книжный шкаф с коллекционными корешками выставленных цвет к цвету книг. Торшер с бахромой над туалетным столиком. Над дубовыми стеновыми панелями — обои тёмные, бордовые с золотым тиснением — похожие были у мамы папиного дирижёра в сталинке на проспекте Буденновском. Картина с полями в массивной раме, комод со статуэтками, пепельницей в виде охотничьей собаки и серебристым будильником Ростовского часового завода.

Откуда-то из-за стены послышались звуки радио. Старинные часы в полированном футляре пробили шесть. Я точно в каком-то другом мире — я в шесть утра не просыпаюсь даже во сне!

У меня пересохло во рту: меня похитил пенсионер-коммунист? Почему я не дома? Вчерашний вечер расплывался в памяти затемненными пятнами. Вино, еда, вкусная, кажется… О, поцелуй! Я вспомнила самого красивого на свете мужчину, прижимавшего меня к себе в ресторанчике. Затем вспыхнула и снова закрыла глаза, краснея под цвет платья и обоев: Боже, я напилась до потери сознания?! Позорище!

Но где я?

Пока ясно было одно: я лежу на пафосно-широкой кровати со столбиками по краям, накрытая одеялом под самый подбородок. Я скользнула рукой в стёганую жару под хрусткий чистый пододеяльник и обнаружила на себе платье. То, в котором была вчера. Задралось чуть ли не до головы. Колготки на месте, бельё тоже. Значит, опозориться я успела, а честь потерять — нет.

Стоило ли это выдоха облегчения? Вряд ли. Потому что где бы я ни была, это не могло быть жилищем Мистера Элегантность. Те, кто ездят на порше, не окружают себя ритуальными знаками поклонения вождю коммунизма.

Повернув голову, я обнаружила аккуратно сложенное на винтажном кресле моё пальто, шарф и сумочку. Под стулом, помнящим, наверное, Голубые огоньки по черно-белому телевизору, стояли мои ботинки на высоченном каблуке.

В романах про любовь героини в такой ситуации не думают. Они хватают вещи и смываются по-тихому, чтобы не было мучительно стыдно за вчерашнее и больно за сегодняшнее. Я тоже не любитель неловких ситуаций. И хотя я не помнила, чтобы пела громко и отплясывала на столах, я подхватила вещи и ботинки, и тихонько скользнула к двери. Оказалась в грандиозном, длинном коридоре со стеллажами. Прислушалась. Никого.

Прокралась ко входной двери: три мудреных замка заставили меня задуматься. Казалось, что меня приютил «шеф» из папиной любимой «Бриллиантовой руки». Обстоятельная защита от мира!

Я справилась со всеми замками, дёрнула входную дверь на себя. Не открылась. Видимо, всё дело в ещё одном нижнем замке с обычной врезной скважиной. В поисках ключа я обернулась и с изумлением обнаружила на старинной вешалке элегантное пальто и спортивную куртку. Ниже новенькие кроссовки и идеальные мужские туфли.

У зеркала портфель из крокодиловой кожи, портмоне и… еще один Ленин. Сидит в миниатюре. На задумчиво согнутой руке висят часы стоимостью в машину.

Всё-таки Король Лев?! — ахнула я. — Он — тайный коммунист и поклонник советского реализма?!

Странные вкусы, а на вид и не скажешь… Впрочем, по моему папе тоже не скажешь, что он в свободное от виолончели время орудует отбойным молотком и рушит крышу.

Я глянула на своё отражение, ужаснулась размазанной туши и стрелкам. Привела себя в порядок влажными салфетками, благо, они всегда со мной. Но веселее не стало, ведь всю эту неприглядную банальность салфетками не сотрёшь: она отключилась, проснулась утром, ничего не помнит. И платье красное с утра выглядит пошло…

Скрипнула дверь за спиной. Я обернулась. В дверном проёме стоял Александр. В футболке, спортивных штанах, домашний и очень красивый. Он опёрся рукой о противоположную створку двери и улыбнулся:

— Доброе утро! Как спалось?

Его голубые глаза с утра были яркими, а лицо чисто выбритым, словно он проснулся давно и только и ждал, когда я изволю встать с кровати. Моё сердце забилось в волнении под его взглядом, я усиленно прижала к себе пальто и чуть не выронила ботинки. Он смотрел изучающе, и я совсем не была уверена, что помятая барышня после вчерашнего являлась идеалом его вкуса. Я опустила ресницы.

— Видимо, крепко. Извините, я плохо помню последнюю часть вечера. Даже не знаю, как так случилось… Пожалуй, мне пора идти…

Он мягко напомнил о таблетке, аллергии, вине и добавил:

— Вы просто очень мило спали, Марианна. Торопитесь? Я бы угостил вас кофе…

Я закусила губу, чувствуя себя до жути неловко за вчерашнее. В белой футболке его плечи казались шире, а руки рельефнее. Ими он меня вчера нёс. Господи, неудобно как!

— Отчего вы смутились? — спросил он и шагнул ближе.

Сказать, что я смущаюсь от его рук и вчерашнего поцелуя, от собственной помятости и отключки у меня не получилось.

— А почему вы храните Ленина в спальне? Он вам особенно дорог? — ляпнула я.

— Деду был, — ответил Александр. — Это его квартира, я переехал всего пару дней назад.

— А-а, — потянула я и, чтобы не оставлять не заполненной паузу, спросила: — А вы не коммунист?

— От этого зависит, останетесь ли вы пить со мной кофе? — хитро посмотрел на меня Александр. — Тогда скажем, что я империалист-роялист со склонностью к дисциплинарной демократии и верой в философские идеалы джедаев.

Я моргнула. Он рассмеялся.

— Не пугайтесь. Политика «Звездных войн» и религия истинных джедаев интересует меня куда больше выборов в соседних странах и прочих правил. Пойдёмте завтракать?

Он деликатно забрал у меня пальто, поставил на пол мои ботинки. Затем его рука мягко развернула меня в противоположную сторону и направила по коридору.

Я сама не заметила, как оказалась в просторной кухне. Современная коробка с пиццей, пирожные в прозрачной упаковке и похожий на космический челнок электрический чайник контрастировали с морёным дубом кухонной мебели, желтой плиткой и с часами домиком с двумя шишками на цепочках и, видимо, кукушкой. Фикуса на окне и тюлевых занавесок коснулся луч солнца.

Ощущение скачка в машине времени по прежнему не покидало.

— Я не знал, что вы предпочтете на завтрак, и заказал всё подряд, — сказал Александр, отодвигая передо мной стул с высокой спинкой.

— Когда вы успели?! — ахнула я, присаживаясь на краешек.

Он подмигнул мне.

— Я не сам готовил. Пришлось побеспокоить круглосуточную курьерскую службу и лишить сна повара.