Мишка молчал, покручивая в пальцах стакан с карандашами. Марина вынула сигарету и закурила, напряженно размышляя, как теперь вывести из игры Ветку, чтобы не вызвать ничьих подозрений. Пока ничего стоящего в голову не приходило.

В кабинет вошел Леон и если и удивился Марининому там нахождению, то умело замаскировал это и слегка ей кивнул.

– Михаил Георгиевич, звонил водитель генерала, сказал, что тот требует машину, хочет к вам ехать.

– Ко мне? – удивился Ворон. – Чего это?

– Обсудить что-то хочет.

– Так скажи водителю – пусть везет.

Леон вышел, а Марина, погасив сигарету, спросила:

– Мне можно остаться? Или ты хочешь наедине с ним говорить?

– Я понятия не имею, что ему нужно, так что сиди. Но если вдруг он начнет мяться, то, сама понимаешь, придется… – Он выразительно посмотрел на дверь кабинета, и Коваль кивнула:

– Не переживай, я из понятливых, уйду, если что.

Генерала прождали около часа. Мишка заметно нервничал, то и дело отрывался от бумаг и ходил по кабинету, о чем-то думая. Все это время Марина бесцельно листала журнал, но не видела ни текст, ни иллюстрации, настолько заинтриговало ее желание только что вышедшего из больницы брата срочно поговорить со спонсором. Здесь явно была какая-то важная деталь, обсудить которую Димка желал немедленно. Но что именно?

– Как думаешь, чего он может хотеть вот так вдруг? – Ворон внезапно остановился перед ней, и Марина вздрогнула:

– Понятия не имею.

– Ты мне так и не сказала, что ты о нем думаешь.

Коваль равнодушно пожала плечами:

– А что мне о нем думать? Человек как человек, в меру хитрый, в меру осторожный.

– И все?

– А что еще? Я его видела полтора раза.

– Не туфти, Наковальня. Тебе этого с лихвой, ты всегда за пять минут могла сказать, чем кто дышит.

– Растеряла навыки в благопристойной Англии, – отшутилась она. – Там, знаешь ли, все иначе.

Ворон больше ничего сказать не успел. Вошел Леон, а за ним и генерал, поддерживавший в специальной плотной повязке загипсованную руку.

– Рановато вы, Дмитрий Викторович, за дела взялись, – поприветствовал его Ворон вполне добродушно. – Присаживайтесь, не стойте как гость.

– Добрый день, Мария Андреевна, простите, руку поцеловать не могу – наклоняться тяжело. Ребра все-таки ушиб довольно сильно, – отвесил поклон Марине генерал.

– Не страшно, – улыбнулась она. – Вы в самом деле присаживайтесь. После сотрясения мозга вообще лежать нужно.

Дмитрий опустился в кресло напротив дивана, осторожно, как ребенка, устроил руку и немного расслабился.

– Михаил Георгиевич, я надеюсь, корректировать план предвыборных встреч в связи с моим состоянием не придется? Я себя чувствую вполне хорошо и готов вести работу дальше.

– Полежали бы вы все-таки пару дней.

– Нет, зачем же? – бодро возразил Дмитрий. – Нет никакой необходимости.

– Как знаете. Все, что зависит от меня, сделаю, главное, чтобы у вас здоровья хватило.

– Это я гарантирую. Но у меня к вам просьба, Михаил Георгиевич, – подался вперед генерал, и Марина почему-то внутренне напряглась.

– Какая? – ровным тоном поинтересовался Мишка.

– Со мной в аварию попала женщина. Вы помните, таксист в аэропорту подсадил попутчицу…

У Марины все похолодело: сейчас начнется.

– И? – прищурил глаз Ворон.

– Так вот. У нее здесь никого нет, я узнавал в реанимации, и мне бы хотелось как-то помочь, не афишируя особенно…

«Идиот! – с нежной жалостью к брату простонала Коваль. – Ты сейчас так подставился, что даже представить последствия не сможешь».

– Женщина, – протянул Ворон. – Попутчица, говоришь. Как же, помню-помню. Только вот скажите мне, дорогой Дмитрий Викторович, вы с какого перепуга решили, что я идиот и меня можно на причинном месте вертеть, а?

Генерал оторопел:

– Не понял.

– А чего ты не понял? Того, что я знаю, кто эта баба? И, если напрягусь, узнаю, сколько времени ты с ней связь поддерживаешь? Решил сменить «крышу»? Так хрен тебе – от меня уходят только в могилу, милый друг.

Марина поняла, что пора вмешиваться, пока Мишка не наговорил лишнего. Она встала с дивана, подошла к столу и приобняла Ворона, покрасневшего от гнева. Положила подбородок на плечо, прошептала:

– Аккуратнее, дорогой, не нервничай так. Сейчас все разрулим. Только не горячись, хорошо?

Мишка тяжело дышал, с трудом сдерживая эмоции, и смотрел на генерала, как смотрит бык на матадора, перед тем как разбежаться и нанести последний удар. Марина чувствовала эту ярость всем телом, и ей впервые за долгое время сделалось страшно. Она осторожно погладила Ворона по груди и снова прошептала на ухо:

– Успокойся, не надо так. Легче.

– Ты, генерал, как я вижу, совсем дурной, – выдохнул Ворон, словно проглотил ком злости. – Я отлично знаю, кто эта женщина. Пока не понял, как она в твое такси попала, но и это, думаю, вопрос пары минут, если расспросить ее понастойчивее.

– Вы… вы о чем это? – запнулся Дмитрий, смешавшись под тяжелым взглядом Ворона.

– А ты не понимаешь? Бабы на боль хлипкие.

– Но вы же… Не хотите же вы сказать…

– Я сказал. Вон Леона отряжу сейчас и через полчасика буду точно знать, откуда ноги растут.

Дмитрий побледнел:

– Это ни к чему. Все, что хотите, можете спросить у меня, Виола здесь ни при чем.

«О, вот только не это! – Марина сверлила взглядом лицо брата. – Ты сейчас наворотишь такой дури, что потом вообще никто не сможет разобраться. Сам подставишься и Ветку подставишь, идиот! Молчал бы лучше, Ромео-перестарок».

Ворон же только одобрительно кивнул:

– Так давай, генерал, не томи. И не заставляй меня делать то, чего я не люблю. А я не люблю к бабам физическую силу применять – западло это.

Коваль снова успокаивающе похлопала его по плечу, и Ворон, перехватив ее руку, быстрым движением поднес запястье к губам.

– Спасибо, милая, я понял. Ну что, Дмитрий Викторович, я вас внимательно слушаю, – перевел он взгляд на генерала и выпустил Маринину руку из своей.

– А мне нечего особо говорить. Да, у нас с Виолой несколько лет назад была связь. Здесь мы встретились случайно и возобновили ее. Думаю, раз вы знаете Виолу, то понимаете меня, – пожал плечами Дмитрий. – И теперь я не хотел бы бросать ее одну в трудном положении, это просто не по-мужски.

Ворон слушал и кивал, но думал, как видела Марина, о чем-то другом. Когда генерал умолк, Мишка вдруг резко вскинулся: