словно и не была девкой – за молодым телом с каштановыми косами проступали черты старухи, а под синими глазами лежали такие тени, что стало ещё страшнее. Она что, совсем не спала? Наверняка проводила время, наводя порчи и заговаривая обереги.

– Где тебя нечисть носила?! – прошипела Милова. – Я тебя на той седмице ждала, да так и не дождалась!

– Ну не злись, – улыбнулся Баат. – Не один я, видишь. Помощь нужна.

– Да уж вижу я, не слепая! – фыркнула ведунья. – Вечно ты так. Сил моих нет!

Перед глазами всё поплыло. Удивление схлынуло, и боль вернулась, впившись когтями. Маржана застонала и повалилась на спину. Как же плохо без волчьей шкуры! Да и Томаш совсем посерел, как та жижа, которой его поили всю дорогу.

Чонгар выругался. Баат лишь прокричал:

– Поторопись, Милова!

Маржану потянуло в плотный туман. Волчья лапа сдавила ей горло и не давала дышать. Сил сопротивляться не было – оставалось лишь надеяться на незнакомую ведунью и верить, что её чары окажутся сильнее зверя.

2.

Маржану и Томаша уложили возле печки. Милова окружила их полынью и убежала к столу готовить отвар. Ругалась ведунья по-страшному – так, что даже у Чонгара закладывало уши. Казалось, в эту лучину он узнал всё про родню Баата и про то, где им обоим следовало бы побывать.

– Это ж надо так девку-то! – приговаривала Милова, высыпая измельченные травы в горячую воду. – Она хоть не тронутая, а?

– Да за кого ты нас принимаешь? – возмутился Баат. – Что мы, смерды необузданные? Или разбойники с большака?

– А кто вас знает, – фыркнула ведунья. – Вон до чего детей довели!

Милова склонилась над кружкой и быстро-быстро зашептала наговор. Баат улыбался. Чонгар сидел на лавке и чувствовал себя так, словно вторгся в чужую избу и нарушил покой. Впрочем, так оно и было.

В избе, окружённой елями, пахло хвоей и полынью. С потолка свисали засушенные травы: мята, зверобой, ромашка, душица, солодка, подорожник и что-то ещё в дальнем углу. На подоконнике алели калина и шиповник. На полу валялись сухие листья. Хорошо хоть лавки были чистыми.

За печкой засопел домовой. Не нравился ему шум на ночь глядя, да и гости показались странными – два грязных витязя и два волчонка. Не будь Томаш княжичем, ждали бы до зари.

– Пей, деточка, ну, – Милова поднесла горячий напиток ко рту Маржаны. Та плевалась, но пила. Томаш не сопротивлялся. Видимо, совсем не было сил. – Вот так.

Чонгар взглянул на серые лица волчат и подумал: а что, если Милова не справится и оба умрут ночью? Тогда Кажимер казнит их с Баатом на площади и начнёт тризну[32]. Нет уж, помирать, не отомстив, он не собирался.

Когда Баат и Милова начали переругиваться, Чонгар вышел за порог, затем – за ворота. Возле избы никого не было – и хорошо. За углом нашлась захудалая харчевня. Полупустая, с парой гуляк. Да, старый добрый Звенец никогда не засыпал. Чонгар высмотрел мальчонку, что вертелся у входа, и подозвал к себе.

– Беги в княжий терем к Славене и передай, что Томаш у Миловы. Запомнил?

Мальчонка кивнул и быстро умчался, рассчитывая на щедрую плату. Чонгар выдохнул: полдела сделано. Заодно и поговорит по душам со старой Славеной, спросит про всё и за всё. Поначалу хотел у Миловы – но эта ведунья ему не понравилась. Глазищи синие, как у нежички, засмотришься – враз утопит. Нет, лучше поговорить со старухой. А если вдруг что – у него в суме шкура Томаша. И девкина.

Чонгар развернулся и побрёл назад, удивляясь девичьему хохоту в тёмных уголках. Среди елей прятались молодицы с парнями, а если свернуть на другую дорогу, то наткнёшься на мыльню, куда ходили витязи из гридницы. А за другим поворотом находился холм, откуда было видно княжеский терем и огромные ворота. Чонгару приходилось проезжать мимо него – и каждый раз появлялось желание залезть и полюбоваться шумевшей столицей. Но времени не хватало – всегда он куда-то спешил. Вот и теперь нельзя было медлить.

Чонгар торопливо вернулся к избе и прошёл в сени. Ругань утихла. Милова сидела на кухне рядом с Баатом и поглядывала на спавших волчат.

– Ты куда подевался? – витязь окинул его взглядом.

– Отливал за двором, – устало ответил Чонгар и присел на лавку.

– Надеюсь, не у куста с папоротником, – проворчала Милова.

Ведунья встала и вернулась к печи. Не успел он выдохнуть, как перед ним тут же поставили миску с мясной похлёбкой. Баату – Чонгар заметил – она налила чуть больше.

После паршивой репы похлёбка казалась пиром. Да ещё с хлебом и земляничным отваром, что дымился в кружках. Чонгар, не думая, принялся есть и жадно проглатывать каждый кусок. Ох, как вкусно, как хорошо! И хлеб был славный, мягкий, хрустящий, с подгоревшей коркой и пшеничными зёрнышками внутри.

Ели они быстро. Не прошло и трети лучины, как миски опустели. Милова тут же убрала их в сторону, где стояли вёдра с колодезной водой. Чонгар схватил кружку с земляничным отваром и вдохнул сладковатый запах. Да, именно так должен пахнуть дом. Пусть чужой, но тёплый. Здесь им были рады. Ворчали, ругались – и при этом помогали, кормили, поили и согревали.

Чонгару аж захотелось, чтобы эти мгновения растянулись, как терпкое медовое варево, и чтобы волчата и его собственные муки остались где-то позади незаметными тенями. Пока они пили, Милова разложила на столе ещё одну охапку полыни и взяла ступку, чтобы растолочь травы. В полумраке её косы казались двумя змейками, а синие глаза – колдовскими огоньками, которые обычно встречаются в лесу. Такие глаза сбивают путников с дорог, манят поглубже в чащу и заставляют человека позабыть свою семью.

– Диво! – похвалился Баат. – Я бы, может, и женился.

– Чтоб тебе на язык болячка вскочила, – отозвалась Милова. – Хорош женишок – ни слуху, ни духу целую седмицу.

Чонгар усмехнулся. Жаль, что тёплый вечер заканчивался. Он утекал сквозь пальцы и догорал вместе с огарком. Огонёк задрожал, словно увидел что-то страшное и теперь пытался убежать. На соседней стене заплясали тени.

На улице послышался шум. Толпа витязей приблизилась к избе и громко забила в ворота.

– Именем великого князя Кажимера! Открывайте!

Чонгар допил отвар. Сладковатый привкус растаял на языке и обернулся кислотой. Ну, началось.

3.

В сенях пахло травами. Всюду висели засушенные охапки. Зверобой перемешивался с мятликом и пижмой, можжевельник выглядывал из-за угла вместе с яркой хвоей.

– Чего глазеешь по сторонам? – послышался голос ведуньи. – Заходи давай.

Славена жила рядом с княжеским теремом. Великий князь не раз просил её переселиться поближе, но она отказывала, мол, тесновато ей будет с кухарками, да и отвара годного не сделаешь там, где одна суматоха. Её изба была скромной – не такой, как у бояр и воевод. Да