и у витязей бывали получше, хотя большинство оставалось в гриднице.

Он прошёл вглубь. Седая Славена сидела возле печи и грелась. Её окружали сухие ветки, листья, обрезки тканей, бусины и несколько отваров, что стояли у окна. В полумраке переливались каменья, лежавшие в стороне. На некоторых золотились резы.

– Нравится? – хитро усмехнулась Славена. – Но то не про твою честь. Впрочем, тебе я кой-чего, может, и дам.

Ведунья пересеклась с ним в клети[33]. Он спешил к воеводе и решил воспользоваться нижним ходом, а Славена шла по своим делам, то ли к княжеской родне, то ли к боярыням. Она увидела тяжёлый взгляд и душу, полную черноты. Здесь-то его и прорвало – вскричал, что всё светлое в нём давным-давно ушло под воду.

– У меня к тебе дело, – он не стал медлить. – Если хочешь помочь, конечно.

– Я могу очистить тебя иноземными свечами, – хмыкнула Славена. – Тогда станет полегче.

– Не нужно, – криво усмехнулся. – Уж с собой-то я как-нибудь справлюсь. Лучше сделай так, чтобы Чонгар прочувствовал то же. Или хуже.

– Боги! – охнула ведунья.

А что она хотела? Что он, словно баба, выплачется, перетерпит боль и забудет? Нет, проклятие ящеров выткалось на его душе самой Мокошью, проступило, как те же резы – и никто не уберёт его.

– Я хочу, чтобы он мучался, Славена. Чтобы жажда грызла вгрызалась в него волчьими клыками, душила лапами за поганую глотку. И чтобы его мать, если та жива, видела это.

На Агнеша у него были свои планы. Но сперва – порча. С неё всё и начнётся.

Славена залепетала что-то про братанию в бою, про витязей, что друг другу ближе всего на свете, про прощение богов и их милость. Иными словами, не хотела она накладывать чёрные чары, да ещё на княжеского слугу.

– Око за око, зуб за зуб, – он прервал её. – Так завещали боги и так говорили чуры. Если тебе страшно, я пойду к другой.

– Нет, – Славена тяжело вздохнула. – Я выполню твою просьбу. Всё равно не отстанешь, поганец.

Ворожила она неохотно, так, словно закладывала погребальный костёр для собственного брата. Но чары выплетались складные и славные. Такие не порвёшь ни заговорённым мечом, ни чужим колдовством. Они проникнут в душу и спрячутся в её глубинах, а в нужный момент проснутся, как голодные звери, и примутся за своё дело.

Пока Славена шептала и перебирала травы в руках, он смотрел на неё и радовался: как же повезло! Боги забрали у него семью, дом и родные земли, но привели в Звенец, где он встретил и врага, и верного союзника. Ведунья так прониклась его горем, что согласилась сделать чёрное дело. Возможно, думала, что это его успокоит и он забудет про месть, не станет трогать Чонгара и Агнеша, обзаведётся полюбовницей, затем – невестой…

О нет, это был не его путь. Он не видел себя стариком в шумном доме. Его дорога – большак, перегрызенное горло, меч и постоянный бег от опасности. Он шёл по мрачной тропке и нёс свою тяжесть с гордостью, веря, что однажды виновные заплатят за всё вдвойне.

Ради этого не страшно было проклясть самого себя, а затем умереть в крови и грязи.

XV. Клятва на крови

волки грунт скребли, разливая вой, расползалась ярость по всей земле, кто попался ей – тот порос травой, кто сберёгся – больше не ходит в лес.

не ступай и ты за порог в ночи, не смотри, как льётся огонь из лун, иль ко мне вернёшься уже нечист, обратив остатки себя в золу.

Авторское стихотворение1.

В серых глазах Славены отражалось пламя нескольких лучин. Она пробовала отвары Миловы, задумчиво хмыкала, осматривала то Маржану, то Томаша, а потом возвращалась к столу. Княжеская ведьма пришла вместе с витязями, но те остались у входа, решив не вмешиваться до поры, до времени. Меж ними путался мальчишка, который ждал своей награды.

– Убедилась? – Милова гордо вскинула голову. Ей явно не нравилось, что в избе хозяйничала другая, да что поделать. Перечить людям князя она не смела.

Славена поднесла к носу пучок полыни, поморщилась, убрала его в сторону и, прищурившись, взглянула на ведунью. Между ними мелькали искры, но обе прекрасно понимали, что враждовать и подвергать жизнь княжича опасности – прямой путь к смерти или куда похуже.

Всякий в городе знал, что Кажимер любил брата, а злые языки плели, будто он заботился о нём из страха перед княгиней. Мол, не хотел отдавать земли после собственной смерти сыну, чьим умом владела жена – лучше уж младшему брату.

– Добротно, – подвела итог Славена. – К утру мальчишка очнётся, и мы увезём его домой.

– Нам пришлось потрудиться, – Баат начал разминать пальцы. – Он, знаешь ли, не горел желанием возвращаться.

Славена ничего не ответила – только отвернулась. Но Чонгар знал: ничто не укрывается от её взгляда. Старая ведунья обязательно скажет обо всём великому князю. Их с Баатом наградят, а потом… Он скривился. Лис не собирался ничего говорить и играл с ним. Может, Баат вообще ничего не знал. Чонгар мог бы расспросить Славену. Конечно, на прямой вопрос старуха не ответит, но.

Он потёр виски и застонал. Угораздило же угодить в клубок тайн! Не зря ведь держался подальше от всяких заговоров и попыток оболгать друг друга. Эта грязь аж в гридницу проникла. Пока простые вояки братались, старшие дрались меж собой за попытку возвыситься и показать себя перед Добролесскими.

Грязь, грязь, грязь!

Чонгар цокнул языком и поднялся. В сенях стояла витязи Кажимера. Они не стали препятствовать – отошли чуть дальше. И хорошо, иначе бы пришлось сцепиться и вылить всю свою злобу хоть на кого-то.

Жестом он подозвал к себе мальчишку и отдал ему белоснежную бусину. Она стоила не дороже хлебного мякиша с зёрнышками или обрезка прочной ткани. Смотря где и как обменять. Мальчонка просиял и, поблагодарив Чонгара, скрылся из виду.

Стражники в сенях забегали под знакомое кряхтение. Славена бурчала на витязей, мол, слишком много шума, стоило быть потише, Томаш же спит. Те перешли на шёпот.

– Рассветный воздух, – она казалась довольной.

Чонгар чуть не поперхнулся. Ночь только вступила в свои права. Слуга Лунносерпой блуждал по небесной синеве и зажигал бледные звёзды, подкармливая их серебристым пламенем. Прохладный ветерок прошёлся по первоцветам и взъерошил их. Впрочем, тонкая весенняя трава и без того походила на иглы.

– И тебе не хворать, – поприветствовал её Чонгар. – Как поживаешь?

– Странно, – отозвалась Славена. Она заскрежетала зубами так, словно катала бусину на языке или жевала горькие семена. – Много ли ты знаешь о себе, Чонгар?

– Что, совесть грызёт? – усмехнулся он. – Всё, Славена, всё знаю.

Слова надо было подбирать осторожно. Ведунья могла раскусить его в любой миг. Ложь давалась тяжело, но злорадство и желание докопаться до правды помогали.

– Мне