в разговорах с друзьями — а обсуждение съемного жилья и его стоимости было чуть ли не главной темой во время их совместных посиделок: «сколько платишь за хату? А коммуналка? У-у-у, фигасе!» — она шутила, что с такими темпами уже через пару лет пространство вокруг нее схлопнется, и квадратура жизни уйдет в минус.

У Кржижановского есть рассказ «Квадратурин», там в руки главному герою попадает тюбик с волшебной эссенцией: промажь этой эссенцией углы комнаты — и комната расширится. В юности Даша читала рассказ, и он казался ей веселой абсурдистской шуткой, и только теперь, таская два покоцанных чемодана из одной комнаты в другую и полностью утратив ощущение собственности, она вдруг поняла, прочувствовала на собственной шкуре трагизм «Квадратурина». Все понаехавшие старались относиться к квартирному вопросу с юмором, но сквозь шутки всегда просвечивало отчаяние, и иногда хотелось биться головой о стену (что было несложно, учитывая тесноту помещений). Над кроватью Даша повесила листочек — девять правил выживания, девять советов самой себе.

Второе: помни, что стыдной работы не бывает; всякая работа — хороша, если позволяет платить по счетам.

Первый год она жила на пособие. С работой не клеилось, немецкий она знала плохо, пыталась учить, но без особых успехов, должность в университете выбить не удалось, и чтобы хоть как-то поправить положение, она хваталась за все подряд, иногда отправляла резюме даже не вчитываясь в объявления, и когда ей все-таки перезванивали, часто не сразу могла сообразить, чего от нее хотят:

— Я сейчас читаю [нрзб], — сказал голос с сильным восточным акцентом, — и хотел уточнить пару [нрзб]. Ваше имя, «Да-ри-а». Я правильно его [нрзб]? Откуда вы?

— Из России, — угрюмо ответила она.

— Я не очень [нрзб] из письма, какой у вас [нрзб]?

— Какой у меня что, простите? Плохо слышно.

— Какой у вас [нрзб]. Меня плохо [нрзб]? Я буду [нрзб], хорошо? Какой у вас [нрзб]. Вы указали, что уже работали в [нрзб].

Даша запнулась. Звонивший, конечно, представился, но говорил он так невнятно, что она совершенно не могла разобрать, о какой именно вакансии речь?

— Да, работала, — сказала она зачем-то.

— Хорошо. Очень хорошо. [Нрзб]. Можете [нрзб]?

— Что?

— Приехать. [Нрзб]. Приехать можете?

— Когда?

— Сейчас. Сегодня.

Даша посмотрела на часы.

— Сейчас?

— Сейчас.

— А куда?

Он назвал адрес, продиктовал по буквам, это был самый центр, рядом с ж/д вокзалом, хороший район, поэтому Даша решила съездить посмотреть. В здании было почтовое отделение, но на стойке ей сказали, что никаких вакансий у них нет и собеседований они не проводят. Даша обошла дом по кругу и с нехорошим предчувствием остановилась у входа в ресторан китайской кухни.

— Вокошная, прикинь?

— Чего?

— Вокошная!

Ее соседка по квартире, Аня, засмеялась так, что чуть не упала со стула. Смех у нее был заразительный, немного зловещий.

— Ты угораешь?

— Нет. Воки — китайская кухня, лапша в коробочках.

— Я знаю, что такое вок, Даш. Ты реально отправила резюме в вокошную?

— В том-то и дело, что нет! Хотя я уже не уверена, я много куда отправляла, но чтоб в вокошную…

— И чего? Пойдешь туда?

— С ума сошла?

— А чего? Я бы сходила, — Аня мечтательно откинулась на спинку стула. — Это Берлин, детка.

Аня была права, Берлин — город-перформанс, количество безумных и странных людей и событий на единицу времени-пространства тут зашкаливает. — Плюс это же отличный материал, не? — Даша вопросительно вскинула брови, и Аня пояснила: — Ты сама жалуешься на писательский блок, а тут — вон какой прикол, пойти поработать в вокошную в Берлине.

Третье: научись доводить дела до конца; хотя бы роман!

Даша и правда — в который уже раз — пыталась вернуться к писательству, но ничего не получалось, ее ужасно злило, что все ее заметки выглядят как типичный эмигрантский булщит, который она сама высмеивает и презирает, когда видит в книгах других авторов. Ночью она ворочалась в кровати и представляла, как пишет о своем опыте работы в ресторане — а что? Из этого ведь и правда может получиться неплохая глава для книги?

Четвертое: береги башку; кроме нее, у тебя ничего не осталось.

В работе в вокошной был один огромный и весьма неожиданный плюс: работа не оставляла пространства для мыслей о будущем, а значит — для тревог. Тяжелый труд действительно снижал страх, ведь пока ты в поту и в потоке жаришь курицу и лапшу, ты не думаешь о завтрашнем дне и тебе не страшно. Это хорошо.

В юности Даша сторонилась кухонных дел, стояние за плитой казалось ей пережитком патриархального уклада, и, наблюдая за судьбами своих бывших одноклассниц, она боялась превратиться в такую вот типичную жену, функцию. Но штука была в том, что она и правда любила готовить, готовка успокаивала, в создании блюд — даже примитивных, вроде яичной лапши с курицей и карри — было что-то медитативное. Готовка давала ощущение контроля.

Вот так и получилось: то, что началось как прикол — «ха-ха, пойду работать в забегаловку, отличный материал для книги» — в итоге на несколько лет стало важнейшей частью ее жизни и ежедневного быта. Иллюзий на тему новой работы она не питала: знала, что будет физически тяжело и тесно, но — тем лучше.

Пятое: порадуй себя, купи плейстейшн; знаю, что дорого, все равно купи.

Работа в вокошной порой открывала весьма неожиданные перспективы. Тут был настоящий Вавилон: хозяин — его звали Сюй Ян — китаец, на кухне — в основном тоже китайцы, но есть и корейцы, и вьетнамцы. Все были мужчины, все — беглецы-беженцы и говорили все в основном на смеси своих родных языков и английского, с редкими вкраплениями немецких артиклей или ругательств. Первое время, еще осваиваясь