– Миссис Стивенсон. Старшая медсестра. Буду благодарна, если вы вытрете ноги, прежде чем войти.

Рейвен был готов биться об заклад, что она редко кого благодарила за что-либо другое. Медсестра стояла, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдала за тем, как он чистит сапоги о скребок для обуви, привинченный у дверей. Удовлетворившись результатом, отступила в сторону.

– Доктор Цайглер в палате. У него обход.

Стивенсон ткнула пальцем в сторону двери, ведущей налево, потом повернулась и исчезла за дверью справа, оставив Уилла в коридоре одного. Он двинулся туда, куда ему было сказано; в воздухе витал слабый аромат лимона, смешанный с каким-то более тяжелым запахом: куда лучше, чем та невыносимая вонь, которая у него прочно ассоциировалась с Королевской лечебницей.

В палате сильно дуло: все окна были открыты нараспашку – верно, для того, чтобы не допустить в больницу родильную горячку, бич всех подобных заведений, – а в камине в конце палаты ревел огонь, чтобы отогнать холод. Вдоль одной из стен выстроились койки; в центре помещения стоял большой стол, за которым сидел маленький темноволосый человек, писавший что-то в официального вида тетради. Заслышав шаги Рейвена, он, не отводя взгляда от записей, поднял ладонь, как бы говоря ему обождать.

Уилл молча повиновался, размышляя о том, что вопрос «Симпсон или Сайм?», похоже, будет разрешен в пользу последнего.

Закончив, Цайглер поднял ясные, живые глаза.

– Надо было занести последний случай в дневник, – сказал он, закрывая пухлую тетрадь и любовно похлопывая по ней ладонью. – Мы ведем записи обо всех наших родах. Точные сведения – ключ к разгадке многих тайн. А теперь не хотите ли осмотреть больницу, мистер Рейвен?

Цайглер провел его по больнице; доктор явно гордился своим маленьким госпиталем и его пациентами – здесь были и беременные, и только что родившие. Все это были несчастные женщины, которым жизненные обстоятельства не позволяли рожать дома.

– Справляемся мы здесь неплохо, – сказал Цайглер, когда они осматривали пустовавший в эту минуту родильный покой. – Но финансирование оставляет желать лучшего. Пожертвований не так много, как хотелось бы, – видите ли, дарителей останавливают моральные соображения.

– Моральные соображения?

Рейвен вспомнил листок с изречениями преподобного Гриссома, осуждавший применение эфира при родах, но Цайглер, как оказалось, имел в виду общую озабоченность публики в отношении их пациенток.

– То, что мы принимаем к себе незамужних матерей, тревожит не одно христианское сердце. Кое-кто считает, что мы тем самым поощряем аморальное поведение.

– А какая может быть альтернатива?

– Хороший вопрос, молодой человек. По моему мнению, это попросту нелогично – лишать кого-то помощи только потому, что вы не согласны с тем, как он себя ведет. Не судите, да не судимы будете.

– Это верно, – согласился Уилл и опять подумал об Иви, о том, как пренебрежительно полицейский отозвался о ее смерти.

«Еще одна мертвая шлюшка».

– Я считаю, что это необходимо – предоставлять пациентам наилучшую помощь, невзирая на то, что именно их сюда привело, – продолжил Цайглер. – От отчаяния люди идут на отчаянные поступки. Я знал молодых женщин, которые наложили на себя руки потому, что не могли вынести мысли о последствиях своей беременности, о том, что скажут их родные. Иногда нужно думать о том, какое из двух зол – меньшее.

Хозяин бросил на гостя цепкий взгляд. Рейвен почувствовал, что о нем будут судить по его ответу, начиная с того, понял ли он вообще, о чем говорит Цайглер.

– Вы имеете в виду аборт?

Доктор кивнул с серьезным видом. Уилл понадеялся, что тест он прошел.

– Аборт, детоубийство. Эти вещи случаются гораздо чаще, чем нам хотелось бы признать. Никаких записей, естественно, не ведется, и мы не можем даже предполагать масштабы явления.

– В Королевской лечебнице совсем недавно были два случая. В обоих – пробитая матка и перитонит.

– Фатальный исход?

– Да. Все равно что убийство.

– Когда человек совершает подобное намеренно и плата – единственное, что его интересует, то да, это убийство, иначе не назовешь. А кто виновник?

– Неизвестен.

– Это меня не удивляет. Не так уж трудно сделать так, чтобы убийство сошло тебе с рук, особенно когда жертвы не занимают никакого положения в обществе.

– Вы что-то знаете об этом? – спросил Рейвен.

– Я? – ответил Цайглер, глядя на него с любопытством, и Уилл на секунду испугался, что тот решил, будто он подозревает его.

– Я только имел в виду, что женщины, должно быть, говорят о подобных вещах. Быть может, вы что-то слыхали.

– Нет, думаю, не слыхал. Женщины редко бывают со мной откровенны, и я никогда не обращаю внимания на то, что слышу во время родов. Но, может, старшая сестра что-нибудь и слыхала… Когда женщины говорят о подобных вещах, они чувствуют себя свободнее с представительницами собственного пола.

Цайглер провел его в комнатушку, куда Стивенсон удалилась после того, как впустила визитера в больницу. Учитывая, как прошло их знакомство, Рейвен не слишком надеялся, что этот разговор принесет какие-то результаты. Когда они вошли, сестра сидела за письменным столом, подбивая длинные колонки цифр в бухгалтерской книге.

– Доктор Цайглер, – сказала она с улыбкой: ее доброе отношение к маленькому медику было вполне очевидно.

– Мистер Рейвен сообщил мне, что кто-то опять взялся за темные искусства, – сказал тот, присаживаясь на край стола.

Стивенсон вздохнула и отложила перо.

– Вы что-нибудь слыхали? – спросил у нее доктор.

Уилл был поражен, с какой легкостью они обсуждали подобные деликатные вещи.

– Насчет темных искусств – нет, ничего, – сказала она. – Но ходят разговоры о каком-то тайном новом лекарстве, которое «восстанавливает регулярность».

Рейвен почувствовал, что теряет нить.

– Стула? Слабительное?

– Регулярность месячного цикла, – пояснил Цайглер.

Уилл улыбнулся своей ошибке, но суровое выражение на лице главного хирурга подсказало ему, что он все еще чего-то не понимает.

– Это эвфемизм, – произнес наконец Рейвен.

– Да. Иногда подобные средства рекламируются как предназначенные «для избавления от задержки», но это одно и то же.

– И что говорят про это новое тайное средство – оно эффективно?

– Как и все остальные, – сказала Стивенсон, явно имея в виду, что никакого эффекта нет. – Мы здесь постоянно принимаем роды у жертв «задержки», после чего их месячный цикл восстанавливает регулярность.

– Это целое ремесло с давней историей, – прокомментировал Цайглер. – Продажа пилюль и микстур без какого бы то ни было эффекта. Дешевые трюки и пустые обещания.