Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все же, даже устаревшие, пушки оставались орудиями, способными хоть и медленно, но верно разрушать стены города, обваливать домики, пробивать крыши. Двиняев, умело руководя артиллерийской дуэлью, сумел-таки подавить с десяток вражеских батарей, но на все пушки русских орудий не хватало. Тем более, что в течение всего лишь двух дней для осадных орудий были вырыты окопы и насыпаны земляные рвы, прикрывавшие прислугу от залпов оборонявшихся. И очень скверно, что пушек было много. А если персы сумеют правильно организовать ведение огня и сконцентрировать его в одну точку, то участь города будет решена за несколько дней. Чувствовалось, что за всеми приготовлениями стоит опытный в осадном деле человек. Возможно, европеец…
Генерал Вельяминов-3-й, полжизни отдавший различным войнам, вынужден был принять единственно правильное решение – начинать эвакуацию армии и горожан. Предполагалось, что уходить придется морем. Сложно и опасно, но другого пути не оставалось. И нужно-то выгребать вдоль берега «всего» пятьдесят верст по прямой. А потом сушей верст полтораста до Джалилабада. А уже оттуда идти на соединение с главными силами. Но в первую очередь следовало уводить население.
Из сорокатысячной Ленкорани оставаться решило не более десятой части. Это те, кто имел свои виды на войско шаха или был слишком стар, чтобы куда-то уходить. Остальные не ждали ничего хорошего. Мужчин убьют, невзирая на вероисповедание. Женщин изнасилуют, а христианок еще и продадут в рабство.
Было «реквизировано» все, что плавает: фелюги контрабандистов, шаланды и плоскодонки рыбаков. Не пожалели даже прогулочной яхты местного князя. Но лодок все равно не хватало. Солдаты и казаки с большим трудом выискивали дерево: подбирали плавник, разбирали караван-сараи и лафеты разбитых пушек, вырубали абрикосы и яблони. Из этого хлама вязались плоты. Для улучшения плавучести к плотам привязывали глиняные кувшины с крышками или бурдюки из-под воды.
Поручик-артиллерист Клюев, наблюдавший за работами по строительству плотов, высматривал – какой уже годен для плавания. Завидев таковой и проверив его на предмет прочности и плавучести, кричал кому-нибудь из местных волонтеров: «Ведите следующих». Волонтеры бежали к мазанкам и приводили очередную семью.
Визгливые азербайджанские женщины, мрачные мужчины и шумные дети норовили набить плоты всем, что удавалось захватить с собой. Страшные усатые старухи пытались тащить с собой даже коз. Первое время Клюев пытался объяснять, что излишнее добро на плоту не поместится, но куда там! Потом он просто плюнул: сами выбросят.
Семью усаживали на плот, показывали (на всякий случай), как правильно грести и выводили с помощью баркаса подальше. Там плоты сбивали в караван до сорока-пятидесяти штук, а уже потом в сопровождении парусника плоты отправлялись по Каспию. И пусть жители молятся (мусульмане – Аллаху, а христиане – Николаю Угоднику), чтобы Каспийское море не разыгралось весенним штормом!
Поручик матерился про себя – его, боевого офицера, сняли с бастиона и отправили заниматься тем, с чем мог бы управиться хороший унтер. Но против приказа не поспоришь!
С трудом, но к концу недели все мирные жители были вывезены. На солдат плотов почти не оставалось (никто же не позаботился вернуть их обратно). И, как на грех, только что бывшее спокойным море стало штормить. Соваться туда было бы бессмысленно. Не то что рыбацкие баркасы, но и океанские фрегаты не рискнули бы идти по разбушевавшемуся Каспию.
Генерал Вельяминов созвал совещание старших офицеров.
– Господа, – негромко начал он, – нам противостоит неприятель, численность которого превышает наши войска в семь, а то и в девять раз. Какие будут предложения и мнения?
За долгие годы, проведенные рядом с Ермоловым, генерал-майор и сам стал чем-то походить на Алексея Петровича: поворотом ли головы, манерой ли держаться. Правда, в отличие от небрежного в одежде и прическе Главнокомандующего корпусом, Вельяминов был настоящим аккуратистом – гладко зачесанные волосы, застегнутый на все пуговицы мундир. Не зная, что Алексей Алексеевич происходит из старинного боярского рода, занимавшего важнейшие посты при первых князьях московских, можно было подумать, что перед вами остзейский немец. Еще – речь генерал-майора Вельяминова была спокойная, даже мягкая, в отличие от рокочущих звуков того же Ермолова.
Как и положено, первыми высказывались младшие по званию. Майор Потапов, командовавший егерями, предложил переждать шторм, а потом отправиться морем. По его мнению, плоты можно вязать из кустарника. Командир драгун подполковник Сумкин настаивал на атаках и причинении максимального урона неприятелю. Казаки предлагали прорыв. Было, правда, мнение о том, что нужно сидеть в осаде, дожидаясь подхода основных сил. Командующий артиллерией Двиняев вообще отмолчался, сообщив, что он – как решит большинство.
Выслушав офицеров, генерал подвел черту под обсуждением:
– Итак, господа. Продовольствия в городе из-за ухода жителей предостаточно. Питьевая вода есть. На оборону города наших сил хватит. Но! Главная беда – у нас нет необходимого количества пороха и картечи. Так, Семен Михайлович?
Сидевший в углу Двиняев кивнул. Потом, немного подумав, сказал:
– Так точно! Всю неделю отбивали атаки только за счет пороха, изъятого у населения.
– На сколько дней хватит запаса? – спросил командир егерей.
– В лучшем случае – на три-четыре дня. И то, если отвечать на десять выстрелов одним. А так – день, два.
Офицеры замолчали. Нет, конечно, все знали, что с порохом дела обстоят скверно. Но чтобы так скверно! Отбивать атаки персов удавалось только благодаря плотному огню, который Двиняев мастерски сумел организовать. Палить же со стен из ружей по атакующим нелепо. Уж лучше по старинке – сбрасывать камни и лить кипяток.
– Вот так, господа, – развел руками Двиняев. – Думаю, что с порохом для ружей – не лучше.
Все офицеры кивнули. Порох – самое больное место. Если пули можно было отливать из подручного материала – ну, в крайнем случае, запихивать камни, то без пороха ружье превращалось в дубину.
Генерал Вельяминов, обведя взглядом своих офицеров, сказал:
– Итак, раз мы не можем остаться и не можем уйти морем, остается только один путь – прорыв.
Утром следующего дня персы уже толпились около стен. Видимо, они тоже предполагали, что боеприпасы осажденных на исходе. Да что предполагать, если сочувствующие персам местные жители каждую ночь спускались со стен и бежали во враждебный лагерь. Масла в огонь добавили и артиллеристы – они всю ночь на бастионах взрывали пушки. Вернее, не сами пушки, а казенники. Двиняев, оценив ситуацию, решил взять на прорыв только восемь орудий. Впрочем, все остальные, принадлежавшие к крепостной артиллерии, вывезти было просто невозможно. Со стен они еще худо-бедно палили, но вытаскивать этих монстров, оставшихся в наследство с прошлой войны, смысла не было. На стенах имелись даже мортиры, забытые в русской армии еще до царя Алексея. Но даже их оставлять в «подарок» не хотелось. Кто знает, а не придется ли опять штурмовать этот злосчастный город? Эти орудия скатывали со стен, словно бревна, забрасывали в телеги, везли к берегу и топили.