А в итоге оказалась одна в гостиничном номере и в семь часов вечера уже спала. Шона была с Тайсоном, Кара – дома. Майер не решился надолго оставлять Хейзл (ведь турне еще даже не началось) и прилетел утром.

Когда он, выдыхая клубы пара, выходит из такси на декабрьский воздух, его суровая физиономия напоминает морду сердитого дракона, которого заставили выползти из логова.

– Попался недружелюбный водитель? – кричу я и глупо усмехаюсь, видя, как меняется его лицо.

Всего несколько широких шагов, и он прямо передо мной.

– Наоборот. Она, таксистка, была чересчур дружелюбна. Не замолкала ни на минуту. Мы сделали селфи, и она начала рассказывать мне про свою племянницу Уиллоу, студентку Калифорнийского универа, и про парня этой племянницы – молодого человека по фамилии Уолдорф, у которого она однажды спросила, какой у него любимый салат. Мне пришлось над этим смеяться, Фи. – Майер устало роняет голову, я фыркаю. – Всю дорогу Марсия (так зовут таксистку) строила мне глазки через зеркало, вместо того чтобы смотреть на дорогу. Ее брат Рауль (отец Уиллоу, если желаешь знать) намерен жениться в четвертый раз, и я выслушал все, что Марсия думает по этому поводу.

– Ну ты и натерпелся, бедняга! – говорю я, улыбаясь так, что в глазах становится мутно.

Майер тоже улыбается, не отрывая взгляда от моего лица.

– Да уж, кошмар. Такое ощущение, будто в меня влили яд. Хуже этого мог быть только разговор о погоде, – говорит он, и его улыбка становится шире.

– Ах, какой же ты засранец! – Я слегка толкаю его в грудь. – Наверняка ты все-таки был вежлив с этой болтушкой.

– Конечно. Хотя потребовались титанические усилия. Я устал и проголодался.

Майер берет мою руку и галантно целует, прежде чем без дальнейших церемоний прижать меня к себе.

Мы обедаем на открытой террасе. От нас самих и наших напитков идет пар, но солнце светит ярко. Пользуясь этим, я надеваю солнечные очки, чтобы удобнее было разглядывать Майера. Он сидит, непринужденно раздвинув колени и положив левую руку на крепкое бедро. Щеки порозовели от мороза. Он тоже в очках, и, когда он подносит ко рту бокал, они запотевают. Все это производит недвусмысленное впечатление, которое усиливается неожиданным финтом: Май хватает мой стул за ножку и прямо вместе со мной подтаскивает к себе, на свою сторону маленького столика. Я обхватываю Майера за торс, упираюсь ладонью ему в грудь – разумеется, только для того, чтобы не упасть, а не для того, чтобы ощутить твердость его мышц. Он обнимает меня за плечи, целует в висок и шепчет мне на ухо: «Одиннадцать часов. Фотографы». Я поднимаю глаза и вижу машину, из-за которой выглядывают двое с камерами.

Некоторое время мы сидим, подставив солнцу лица в темных очках и переплетя руки, как виноградные лозы.

В какой-то момент я вдруг замечаю, насколько это стало комфортно для меня – прикасаться к Майеру. По телу по-прежнему пробегает легкая дрожь, но она приятная, как будто после холодного воздуха погружаешься в теплую воду, или наоборот: жарким днем ныряешь в прохладное освежающее море.

На матче я сижу между Шоной и Майером, с другой стороны от него сидит Кара. Он принес для меня майку «Сан-Франциско Форти-Найнерс» и сам надел такую же. Следить за игрой оказалось на удивление интересно. За несколько минут я так втянулась, что начала кричать вместе со всеми. Подбирать слова не нужно. Есть несколько фраз, которые подходят почти для всех ситуаций. Самая универсальная – «Давай!».

Присутствие Кары и Шоны поначалу немного меня напрягало. Не буду врать: я до сих пор постоянно стараюсь производить на них впечатление, хотя мое участие в их турне – дело уже решенное.

Вообще-то в обычной жизни комики очень часто оказываются несмешными. Они не расточают свое остроумие, а берегут его для сцены. Я не раз встречала таких, и от этого мое отношение к ним не становилось хуже, если они мастера своего дела. Мы ведь, в конце концов, не судим о писателе по эсэмэскам или постам в Инстаграме и не ждем от актера перевоплощений, когда он не стоит на сцене или на съемочной площадке.

Но Кара и Шона веселые и общительные от природы. Многие даже сказали бы, что у них язык без костей; меня, наоборот, такая непосредственность обезоруживает.

Шона рассказала о том, как переспала с Тайсоном на первом же свидании, а Кара призналась, что планировала комфортную жизнь со своим мужем, выпускником Массачусетского технологического, и вовсе не мечтала о роли главного добытчика в семье, тем более о том, чтобы ради заработка болтать обо всяких тошнотворных вещах. По-моему, они обе очень любят своих мужчин и именно поэтому без конца шутят об отношениях с ними, выставляя в смешном свете в первую очередь самих себя.

От некоторых замечаний Майер краснеет; Кара с Шоной замечают это и продолжают беспощадно гнуть свою линию.

– Честно говоря, я всегда считала себя шлюхой и думала, что мне будет этого не хватать. Но тот мультиоргазм, который был у нас с Тайсоном в первый же раз, заставил меня пересмотреть стандарты. Теперь мне уже не хочется, так сказать, играть на бирже, – говорит Шона.

– Ну и хорошо. Я тоже всем довольна, кроме одного: из-за того что я теперь зарабатываю деньги, мой уже не шлепает меня так сильно, как раньше. А чего-то рискованного вообще пробовать не хочет, – горестно вздыхает Кара. Я начинаю ржать, а Майер кашляет, поперхнувшись кренделем. Я хлопаю его по спине, видя, что он продолжает надрываться – даже слезы выступили на глазах. Кара, обиженно выпятив губу, продолжает: – Хоть бы придушил меня немножечко!

В этой обстановке мне совсем не трудно вести себя с Майером как со своим парнем. Я прикасаюсь к нему спокойно, без необходимости преодолевать смущение при помощи путаных внутренних монологов.

Наверное, дело в том, что от сегодняшнего мероприятия никто ничего особенного не ждет. К тому же почти у всех болельщиков в руках фотоаппараты и телефоны. Если кто-то и снимает не игру, а меня, то вычислить этих людей невозможно. Незаметно для себя самой я похлопываю Майера по мускулистому бедру, а когда смеюсь, зажмурив глаза, то прислоняюсь к его крепкому плечу. После того как наши забивают гол, мы все встаем, я несколько раз подпрыгиваю и натыкаюсь на Майера ляжкой. А сидя рядом со мной, он то и дело целует меня в макушку и прижимает спиной к своей груди, как на нашем первом свидании в кинотеатре под открытым небом. Иногда