мы не станем заставлять тебя совершать террористические акты, на сей счёт найдутся другие исполнители. Мы расскажем народу, что ты, в силу неуживчивости характера, давным-давно перевербован разведкой возможного противника. Что ты проходил учёбу в их лагерях и сам являешься инструктором по взрывотехнике. То есть ты со своим отрядом будешь существовать как мишень для периодических атак наших средств массовой информации. Это тебя будут обвинять во всех грехах, пытаться изловить и уничтожить на месте, но ты всякий раз будешь как бы ускользать от правоохранительных органов… Что, не нравится? А кому-то же надо делать и это!.."

— Заодно я поставляю им деньги, полученные… нет… экспропривы-рванные!.. здесь, на мосту. Мне и моим ребятам присылают взамен еду, но строиться не разрешают. Разве что, когда совсем похолодает, выроем в земле норы и будем в них мёрзнуть до весны… Может, хоть этот шатёрчик нам оставите? Я никому не скажу, а вам ведь всё равно…

— Ты послал гонца с известием?

— Только что. Но только вы не торопитесь. Сейчас в столице шум поднимется… все начнут готовиться к завтрашнему празднику, то есть вашему торжественному прибытию. Салюты, флаги… Завтра мои ребята вас проводят.

— Завтра, завтра… — заметил де Борн. — Мы потеряем полдня. Почему не сегодня?

— Но ведь так заведено. Уже в третий раз отважные рыцари, одухотворённые идеей помощи народу великой Тароккании, останавливаются по дороге в первом попавшемся им месте, где мы, исполняя великий долг гостеприимства…

— Знаешь, Шершень, скверноловом ты мне нравился больше… Вот что, друзья. Мне кажется, что рыцарям ордена Бегущей Звезды, не пристало пятиться задом при первом испытании. Ладно!

— Сэр Тинчес! — строго спросил он. — Как там сумочка с деньгами, проверь… Что? Появились всё-таки наши солиды? Так я и думал! Это — знак! Шершень! Тебе предстоит работа, и попробуй у меня отвертеться… Сэр Тинчес! Деньги — выдать. Да, все пятьдесят… Сэр Линтул! Не соблаговолите ли вы поделиться со мною одной из ваших курительных палочек?.. Благодарю.

И, поскрипывая доспехами, с сигаретою в зубах, полез наружу из палатки.

— Дай-ка огоньку. Хм-м… ну и благовония же в вашем веке… Ладно, в первый и последний раз…

Все молчали. Закованный в латы сэр Бертран, пуская дым сквозь ноздри и временами покручивая усы, ходил по опавшей листве туда и сюда у входа.

— Как ты говоришь, сэр Линтул? Спектакль? Хорошо… Будет им спектакль. А что, залудим им с завтрашнего дня свою программу, а, спецкорр?

Глава 15 — Встреча у плаката

— Ну хорошо, мы вас не допрашиваем, — сказал толстяк. — Позвольте только шепнуть вам два слова: я — Павийон.

— Какое же мне до этого дело, сеньор Павийон? — спросил Квентин.

— Разумеется, никакого… Только, я думаю, вам будет приятно узнать, что вы говорите с человеком, заслуживающим доверия…

Вальтер Скотт, "Квентин Дорвард"[14].

1

Бедная сеньора Исидора! Она так и не смогла выспаться в эту ночь. Вначале ей показалось, что ночевать на лапнике слишком жёстко, потом — что в палатке слишком душно, потом пожаловалась, что ночевать в одном шатре с тремя мужчинами — это ниже её достоинства…

В конце концов, принцесса, закутавшись в попону, ушла, как она выразилась, "побродить и подумать", да так и заночевала в стоге сена, благо дождь прошёл и на небе выступили звёзды, и тонкий серп позднего месяца одиноко скользил по небосводу.

Да, подступало новолуние… вы спросите: так быстро?.. однако, не будем забывать, что наши герои волшебным образом перемещаются из времени во время…

Утречком, бросив: "я догоню вас!", Исидора ушла в лес, ведя в поводу Июльку со всей её поклажей.

Палатку они оставили лесным разбойникам.

Друзья продвигались по дороге стремя в стремя, благо путь расширился. Среди буковых стволов, подпирающих далёкое небо, показался просвет впереди.

— А что означают буквы на вашем щите, сэр Бертран? Я вижу медведя, которые встал на задние лапы и в передних держит дубовую ветвь, но что означает надпись?

— Сэр Тинчес! Это очень просто. "Иль э дю девуа дефор!", то есть, "Я знаю обязанности сильного!" — фамильный девиз де Борнов.

— То есть, не только права, но и обязанности?

— Обязанности в первую очередь. Подставить плечо, помочь товарищу, обнажить меч в помощь слабому и — тем возвыситься в собственных глазах. Так я это понимаю… А у вас, сэр Тинчес, наверное, тоже должен существовать свой герб и свой девиз? Как и у вас, достопочтенный Всадник Кубка?

— Наш фамильный герб — это скорпион, который корчится на пике. А девиз: "Будь тем, кто ты есть, и никем иным!"

— Тогда это надо бы изобразить на щите. А у вас, сэр Линтул?

— Ещё не придумал. Хотя… я бы взял, как наследственный, образ муравья, что ползёт на вершину горы, над которой встаёт звёзда…

— А девиз?

— "Истина — есть путь познания истины!"

— Это девиз скорее учёного, чем рыцаря.

— А разве ваш девиз, сэр Бертран, не есть скрытый намёк на то, именно следование Высшей Истине руководит поступками рыцаря?

— Следование внутренней Истине.

— Именно так…

Впереди явственно открывалась прогалина, а нарастающий свет солнца говорил о том, что лесу скоро конец.

— Где там наша принцесса? — заволновался Тинч. — Я всё сомневаюсь, стоит ли ей вообще ехать с нами. Как только узнают, что она — наследница престола… Правда, что взять с дураков, но всё-таки.

Как раз в это время нарастающий, шелестящий по опавшей листве, торопливый стук копыт ответил на его вопрос.

Перед ними возникла… нет, не совсем леди Исидора — как, очевидно, догадались вы, внимательный читатель.

Это снова была Ассамато — во всём своём великолепном кентаврьем обличье.

— Эвоэ! — кричала она на всём скаку, подгоняя сама себя хлыстиком по июлькиному крупу. — Ясно васвами! Эвоэ!

Тихим нежным ржанием приветствовал её Караташ, и ему в один голос откликнулись Борей и Аквилон…

— Ну и слава Богородице! — стальной рукою перекрестился командор. — Признаться, меня тоже мучил этот вопрос…

— Привет, Ассамато! — поднял руку Тинч. — Рад снова видеть вас, ваше кентавричество!

— Да, с кентаврихой у нас хлопот будет, видимо, поменьше, — сказал Леонтий.

— Сэр! — раздражённо скрипнул сэр Бертран из-за прорезей шлема. — Давайте так, извольте говорить в моём присутствии не "кентавриха", а "кентаврица". Придворный этикет есть придворный этикет!

И прибавил вполголоса:

— Господи, когда же я доберусь, наконец, до Лиможа…

Дорога тем временем вывела их на освещённый солнцем пригорок.

Красивейший город открывался в низине. Река пересекала его посередине и впадала в широкий залив, где тысячи значков и вымпелов развевались на мачтах кораблей. Сам город