публичности. Пусть подыщет молодца из армейских, в Вермахте таких не счесть.

Развить тему не удалось. Прачечная вдруг наполнилась полицией. Ценителей абстракционизма погнали прочь, лишь фон Валленштайн и пара его собеседников были обойдены вниманием, словно укрытые шапкой-невидимкой. На ординарных полицейских эсэсовский мундир действовал столь же безотказно, как и на штатскую толпу.

Наконец, в дверях показались молодцы в такой же черной форме, как у барона.

Спустя минут десять в опустевшее здание выставки ворвался мелкий человечек с крысиными чертами лица.

— Это безобразие до сих пор не прикрыли? Я спрашиваю: почему?! Немедленно! Повторяю: немедленно убрать эту пошлость. Эта мазня не годится даже на растопку!

— Герр рейхсминистр! — маркиз неожиданно осмелился прервать словесный поток Геббельса. — У меня есть отличное деловое предложение для германских друзей.

— Вы… — министр осекся, только сейчас заметив посторонних. — Вы — сэр Колдхэм? Кажется, нас знакомил Шахт.

— Да, имел честь. Если позволите, выставленные здесь сомнительные шедевры я помогу сбыть за рубежом. Люди со странными вкусами заплатят десятки тысяч фунтов.

— Решено! Выставка закрыта с этой минуты. Сэр Колдхэм, навестите меня в Берлине.

Толпа полицейских схлынула вслед за Геббельсом. В зале соляным столпом замер директор выставки, полностью раздавленный убийством своего детища.

— Итак, мы — последние посетители. Поздравляю с удачной сделкой, сэр. Элен, можете без помех осмотреть картины.

— Спасибо, герр барон. Но у меня пропало всякое настроение. Дядюшка, сможете приберечь для меня пару полотен?

Девушка принялась торопливо выбирать трофеи, офицер и сэр Колдхэм остались вдвоем.

— Весьма обязан вам, герр оберштурмфюрер. Похоже, мне и правда предстоит удачная сделка.

— Меня можете не благодарить, — отмахнулся тот. — А рейхсминистру не забудьте сказать спасибо. Хотя бы пятью процентами от суммы. Всего доброго!

Офицер размашистым шагом настиг Элен и коротко попрощался. Уже на улице дядя высказал ей замечание, что слишком быстро позволила завести знакомство с молодым человеком.

— Дело в том, дорогая, что он опасен. Всего-навсего обер-лейтенант, если перевести его звание в иерархию Вермахта, но чрезвычайно непрост. Образован, хорош собой, знаком со многими людьми. Видела, Геббельс кивнул ему? Очевидно, барон вхож в самые высшие сферы.

Племянница не ответила. Они брели по Терезиенштрассе к лимузину, февральский ветер трепал низ ее пальто.

— Ты вообще меня слышишь?

— Да, дядя. Замечу, что вы тотчас воспользовались и входом без очереди, и возможностью остаться, благодаря чему получили отличный контракт.

— Признаю. Но, моя малышка, риск велик. Умоляю — больше никаких контактов с СД!

— Постараюсь! — легкомысленно пообещала Элен, огорченная, что премьера «Олимпии» состоится в апреле, а не в марте или даже в конце февраля.

Глава 20. Две женщины

Моя двойная жизнь напоминает театр абсурда. Я постоянно отправляю в Москву важные сведения, выуженные в аналитической службе СД. Они складываются в картину, что способна испугать самого мужественного: в текущем году нацисты начнут действовать, и это не станет мелким демаршем вроде ввода армейских частей в Рейнскую демилитаризованную зону. Гитлер намерен сыграть по-крупному.

Практически весь промышленный рост так или иначе связан с выпуском оружия. Германия свела импорт до минимума, словно тренируется в выживании в условиях экономической блокады. Вермахт и Кригсмарине растут как на дрожжах, приближая базы к СССР. Я узнал о совершенно секретных переговорах по размещению немецких субмарин в Эстонии. Против кого они намереваются загнать подлодки на самый восток Балтики? Чтоб угадать, не нужно трех попыток.

Фюрер чувствует полную безнаказанность. Он наплевал на ограничения, что были наложены на Рейх после Мировой войны, и никто его не пожурил. Более того, страны-победительницы сами наперебой загоняют инвестиции в германские предприятия. Больше других преуспели американцы. Им принадлежит нефтепереработка и производство синтетического бензина из угля, химическая промышленность, собранная в концерне «И. Г. Фарбенидустри». В руках Моргана и Форда находятся акции главных автомобильных фирм — «Опель» и «Фольксваген». Это только самые громкие вложения!

Каждую ночь, если засыпаю дома, я слушаю эфир. После нелепого приказа о спасении гамбургского подполья — тишина. Знаю, Серебрянский отобрал меня у ИНО ГУГБ и руководит через московскую радиостанцию, сам он работает где-то в Западной Европе. Слуцкий по старой памяти вмешался единственный раз: прислал выволочку, что сообщаю «не те» сведения.

Оказывается, моему начальству не жаль, если капиталисты Центральной Европы сцепятся между собой для перекройки карты Старого Света. Нужны чертежи новых танков и самолетов, оптические технологии, словом — военно-техническая информация, от меня столь же далекая, как если бы не выезжал из Казани. Да, когда готовлю очередную аналитическую справку для Гейдриха, имею право запросить любые бумаги. Но, если заикнусь о производственной документации нового самолета «Мессершмитт» или «Хейнкель», меня тотчас возьмет в оборот Гестапо. Здесь благоухает атмосфера такой же взаимной подозрительности и слежки, как и в разведшколе Абвера, все подсиживают друг дружку. Одно неосторожное движение — и провал. Мало мне тикающей бомбы, заложенной в Гамбурге? Мало мне перебежчиков-изменников, что запросто выдадут агента ради комфортного убежища в Рейхе?..

Жизнь напоминает перекур на пороховой бочке: что-то непременно взорвется или у меня, или в окружающем мире, но тоже с печальными последствиями для свежеиспеченного оберштурмфюрера.

Но не все плохо. По крайней мере, несколько месяцев никого не приходится ликвидировать. Конечно, после первого убийства легче, от новой мокрухи не выворачивает наизнанку. Сломан внутренний запрет, библейская заповедь «не убий». Только любому нормальному человеку душегубство не доставляет радости. Даже после разведывательно-диверсионной школы Абвера, где меня готовили именно к этому.

На редкость удачным выпало знакомство с маркизом Колдхэмом и его племянницей. Молодая леди слишком уверена в себе, она из тех, что вызывает в мужчине нездоровое желание доказать — я могу тебя покорить, взнуздать и оседлать.

Задание втереться в близкий круг к англичанам могло быть приятным, если бы не Лени. Иногда встречаются женщины, похожие на поток вулканической лавы поперек пути. Куда бы ни шел, куда бы ни звал долг или суровые окрики двух начальств, тебя увлекает раскаленная река. Знаешь же, что запросто расплавишься, растечешься безвольной лужей, но не можешь с собой совладать. И не хочешь.

Первая искра мелькнула меж нами в первую встречу, на приеме в Министерстве авиации в январе тридцать восьмого, когда только вернулся из Минска. Почудилось? Нет! В мюнхенской картинной галерее она признала меня немедленно и заговорила как со старым знакомым. В присутствии англичанки это было неловко, я только закинул крючок и почувствовал первую поклевку. Сразу подсекать, демонстрируя внимание к другой, несравненно более яркой женщине, было опрометчиво… Но я отбросил задание побоку.

Шторм! Ураган! Она ворвалась в мою квартиру, невероятно женственная, соблазнительная, и плевать на мужской покрой костюма с широкими мешковатыми брюками. Впрочем, в одежде Лени оставалась совсем недолго.

У меня никогда не было близости с женщиной старше. Тем более с такой, несдержанной во всем, чем она занималась.

Спина