Про себя он уже пожалел, что согласился ехать с Мариной. Теперь, когда ссора с женой была позади, ему стало ясно – он сделал это, чтобы досадить Светлане. Человек самоуверенный, с уклоном в самодовольство, он ценил эти качества: они нужны были ему для удачного ведения дел. Долгие годы семья служила фундаментом, на котором крепились эти свойства, а значит, и успех. И вдруг фундамент осел, сваи покачнулись. Даниель растерялся. Обычно он легко и решительно справлялся с профессиональными проблемами, но совершенно не понимал, как быть с бытовыми конфликтами. Их нельзя не замечать, и жить с ними оказалось невозможно. Друзей у Даниеля не было, во всяком случае, таких, у которых можно спросить совет. Вот тут и появилась Марина. Она возникла именно в тот момент, когда Даниелю окончательно стало ясно, что между ним и Светланой образовалось непреодолимое препятствие. Что-то вроде вязкой болотной полосы, на которую страшно ступить. Даниель не мог бы описать ощущение, которое возникало у него в присутствии Марины, он только смутно догадывался, что ему сочувствуют, и, как все неизведанное, это было хорошо. Сострадание и сочувствие в немецкой среде – явления дефицитные. Немцы строго относятся к себе и требуют собранности чувств от других. Чрезмерное проявление эмоций считается распущенностью и признаком дурного тона. Вообще-то Даниель не считал возможным обсуждать проблемы семьи с посторонними людьми и поэтому был страшно удивлен, обнаружив себя сидящим напротив Марины и с жаром излагающим суть своей обиды на жену. При этом он точно помнил, что Марина не проявляла любопытства и не задала ни одного вопроса, кроме обычного: «Как дела?»

Излив душу, Даниель испытал чувство стыда: недостойное, немужское это поведение. Но Марина смотрела на него глазами больного спаниеля и вздыхала с такой обезоруживающей преданностью, что у Даниеля буквально поднималась температура от жалости к самому себе. Весь затяжной период семейного кризиса Марина звонила каждый день и с заботливостью сестры милосердия выслушивала жалобы, тактично воздерживаясь от советов. К тому моменту, когда произошло примирение с женой, Даниель чувствовал себя настоящим заговорщиком. Теперь, сидя в купе первого класса, он смотрел на Марину как на соучастницу преступления и задавал себе только один вопрос: как эта не симпатичная ему женщина могла заставить его так открыться?

Из поездки Даниель вернулся раньше назначенного срока.

– Марина стала богатой женщиной, – объявил он с порога. – Дом продан за восемьсот пятьдесят тысяч марок. Она уже вступила в права наследства.

– Почему она? Это же Федин дом, – удивилась Светлана.

– Федя, как инвалид, нуждается в опекунстве, – объяснил Даниэль, так что капиталом распоряжается Марина.

– И что же она с этим капиталом собирается делать?

– Не знаю. Это уже не моя забота.

– Это ты так думаешь. Она сейчас начнет к тебе за советами бегать.

– Не начнет, – пообещал Даниель. – Я теперь от нее прятаться буду.

– Такая из-под земли достанет.

Но Света ошиблась. Даниелю не пришлось избегать Марины – она больше не появилась. Как в воду канула, и ее исчезновение оказалось куда более тревожно-навязчивым, чем ежедневное присутствие.

Сначала этого как будто никто не заметил, но со временем вопрос, куда делась Марина, стал растекаться, как жидкость по поверхности стола, захватывая все пространство. Они не задавали этого вопроса вслух, но постоянно читали его в глазах друг друга.

– Она вообще жива? – не выдержала однажды Света.

– Кто? – Даниэль сделал вид, что не понял, о ком речь.

– Прекрати, ты прекрасно знаешь, кто, сам все время только о ней и думаешь!

– Ну, не преувеличивай. Я иногда и о других вещах думаю. Но признаю, что Марина ведет себя странно, если, конечно, с ней все в порядке. Надо бы позвонить, поинтересоваться. – Он бросил на жену вопросительный взгляд.

– Кому позвонить? Мне?! – Света даже подскочила на месте. – Этого она от меня не дождется! Хочешь, сам звони.

– Да мне вообще-то есть, чем заняться. Будет нужно, сама объявится.

– И то правда, – согласилась Света. – Будь у нее проблемы, она бы уже давно телефон оборвала. Не звонит, значит, все в порядке.

Света и Даниель проснулись одновременно, когда посереди ночи вдруг зазвонил телефон.

– Это еще кто? – пробормотала Света, снимая трубку. – Штерн, – сказала она.

Трубка клокотала какими-то непонятными звуками.

– Але, говорите! – Света прислушалась.

– Света, это я, Фридрих, – с трудом различила она сдавленные, полупонятные слова.

– Фридрих! – шепнула она мужу, закрыв трубку рукой, и удивленно округлила глаза.

Дальше из невнятного бормотания она разобрала только несколько слов, из которых было ясно, что Фридрих нуждается в срочной медицинской помощи и просит вызвать врача.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Света в сторону. – Марина-то куда исчезла среди ночи? Может, в Москву уехала?.. Фридрих, а почему ты звонишь мне, а не в больницу? Что? Не можешь найти номер телефона? – Она посмотрела на мужа. – Надо ехать.

Даниель одобрительно кивнул.

– Фридрих, я сейчас приеду и врача вызову, ты только не волнуйся. Хорошо?

– Ängelchen, Ängelchen [11] , – послышался панический шепот на другом конце провода, и Света отчетливо услышала Маринин голос. Слов было не разобрать, но голос был ее.

– Фридрих! – крикнула Света, почему-то испугавшись. – Что там происходит? Марина вернулась?

– Да… – затрепетал приглушенный голос.

– Позови ее.

Вместо ответа на линии что-то хрустнуло и раздались короткие гудки. Света медленно, как будто что-то обдумывая, нажала на рычаг и тут же стала набирать номер.

– Ну, что там? – Даниэль нетерпеливо тронул жену за плечо.

Света как будто очнулась. Она бросила трубку и стала одеваться.

– Ты мне объяснишь что-нибудь? Что там происходит? – повысил голос Даниель.

Света стремительно завершала туалет, как в армии, когда счет идет на секунды.

– Я сама ничего не поняла, – бормотала она, натягивая свитер. – Что-то мне все это не нравится.

– Да что, что тебе не нравится, черт возьми? Подожди, я с тобой поеду! – крикнул Даниель Свете, уже сбегающей по лестнице.

В прихожей раздалось цоканье каблуков, потом коротко открылась и захлопнулась входная дверь. Даниель остался на лестнице, босиком, в пижаме, с разведенными в стороны руками.

– Бред какой-то, – пробормотал он и, потянувшись, зевнул. – Нет, все-таки русские – все как один сумасшедшие. – Даниель опустил плечи и поплелся в спальню. – А теперь спать, – приказал он сам себе, оказавшись в кровати, и посмотрел на часы. – Два часа ночи! С ума сойти можно!