заплатила сорок четыре евро за доставку и целых сто двадцать девять евро таможенных пошлин, что сводит на нет весь мой заработок на гольфах.

Как ужасен этот мир, где царит бюрократия. Как будто бы где-то сидит чиновник, отвечающий за создание препятствий, какой-нибудь замминистра, и целое министерство, чьей задачей является усиление и распространение препятствий. Алессандра сказала бы, что это ее очень достало (конечно, выразилась бы покрепче).

Тем не менее в Лучиньяне купили дом Ям и Нира, которые живут в Тель-Авиве, и, может быть, нам удастся в будущем провезти несколько пар гольфов в чемодане. Мы это обсуждаем.

Сообщество иностранцев в Лучиньяне состоит из людей, которые мне нравятся: Пруденс привозит нам капкейки, Майк – чай Шарлотты Бронте и Джейн Остин, а Ям и Нира – «литературные» гольфы. Уильям играет на фортепиано, а Вирджиния напоминает Вирджинию.

* * *

Сегодняшние заказы: «Корабль в Кобе» Дачи Мараини, «Воспоминания крестьянки» Льва Толстого, «Ученик счастья» Пии Перы, «Пенелопиада» Маргарет Этвуд, «Кроха» Эдварда Кэри, «Изверг» Эмманюэля Каррера, «Домашняя симфония» Тины Гвидуччи.

16 мая

Вчера моросило, и мы переставили два столика под крышу террасы, чтобы иметь возможность усадить тех, кто, несмотря на дождь, приехал из Флоренции, Болоньи и Реджо-Эмилии. Теперь, когда локдаун закончился, каждый день предлагает нам контррассказ, каждый день чем-то нас удивляет, каждый день в калитку шалфейно-зеленого цвета входят нежданные-негаданные истории. Сказки, классические романы, фрагменты старых фильмов.

Вчера под струями дождя появились двое рыбаков. Один высокий, крепко сбитый, с ласковой улыбкой и добрыми глазами, второй – более подвижный и сухопарый. Казалось, они вышли из «Коротких историй» Роберта Олтмена, фильма, снятого по рассказам Раймонда Карвера. Рыбаки, дождь, ожидание, группа посетителей. Я думала, что у меня не найдется книг по их вкусу, и думала неправильно.

Тот, что с добрыми глазами, сказал мне, что прочел все мои стихи, обнаружив в них некоторое сходство с близким его сердцу поэтом, Робертом Фростом. О Боже, именно с Робертом Фростом, тем самым, который говорил, что стихи рождаются как «комок в горле, как ностальгия по дому или по любви». Но его друг не такой, продолжала ошибочно думать я, его друг-то уж точно попросит книгу, которой у меня нет.

«Когда умер Ферлингетти, поставив точку на поколении битников, я понял, что у меня нет стихов Грегори Корсо»[88].

Они вышли после того, как описали нам прозрачность близлежащих ручьев – Деццы, Сурриккьяны, Сегоне – цитатами из «Дикого ириса» Луизы Глюк и «Кони-Айленда разума» Лоуренса Ферлингетти. Мне вспомнился Гарольд Блум на острове Нантакет, сидевший рядом со своим другом, который ловил рыбу, в то время как Гарольд читал вслух Уолта Уитмена: «Когда у меня есть отчаянная необходимость успокоить боль, я почти всегда выбираю Уитмена»[89].

В садике перед старым сельским домом у побеленного

забора

Стоит пышный куст сирени с листвой сердцевидной,

зеленой,

С гроздьями нежных цветов, аромат их сильный люблю я,

Каждый листочек – чудо… И я от куста той сирени

С гроздьями нежных цветов, с листвой сердцевидной,

зеленой

Ветку с цветами сорвал[90].

И вот я представляю себе двух моих рыбаков, намеревающихся пройти топкими берегами Сегоне и углубиться в лесную чащу, читая стихи Луизы Глюк или Ферлингетти. Пойманную рыбу они выпускают обратно в воду, это ясно и без слов. Рыбалка – это терапия.

* * *

Сегодня поступил поистине необычный заказ. Речь идет о подарке на свадьбу. Вернее, о двух подарках. Одном для нее и другом для него.

Для нее: «Токио весь год» Лауры Имай Мессины, «Дом диких цветов» Матанги Субраманьян, «Женщины, покупающие цветы» Ванессы Монфор, «Что видно отсюда» Марьяны Леки.

Для него: «Дочь Дебюсси» Дамьена Люса, «Невероятный ужин квантовых физиков» Габриэллы Грейсон, «Васан. Искусство японской математики» Тошимицу Хирано, «Позабытое-позаброшенное. Словарь утраченных слов».

Для обоих: книжные закладки и тетрадки от «Элинор Марианны».

17 мая

Вчера мы с Донателлой весь день после обеда пересаживали цветы под небом с явными признаками надвигающейся грозы, и, разумеется, она не замедлила разразиться.

При приближении грозы пейзаж вокруг преображается ежесекундно: ветер гонит тучи, то сгущая, то развеивая их, и меняющийся свет постоянно предлагает взгляду новую картину. В мою память навсегда врезалось фото Альберто Джакометти и Самюэля Беккета на сцене парижского «Одеона», которые часами расхаживают вокруг деревца, представляющего собой единственную театральную декорацию. Джакометти сдвигает одну из веточек на сантиметр, потом отступает назад, любуясь эффектом: Oui, peut-être[91]. Затем то же самое делает Беккет: поправляет веточку пониже, отступает, пытаясь понять, стало ли лучше. Oui, peut-être. Ветер поступает точно так же – он перемещает облака, листья; и под непрерывно меняющимся светом нашему взгляду открываются новые, никогда не виданные прежде горные хребты и равнины, лесные поляны и тропинки. В какой-то момент Прато-Фьорито просто исчез, как будто его никогда и не было на свете.

Но сейчас он уже вернулся и красуется в свете утреннего солнца.

«В стране чистой, в стране, где можно дышать, в стране настоящей», – писала Симона Вейль поэту Жоэ Буске[92]. Так вот, из окна нашего книжного я вижу страну настоящую, и она очень далека от того ненастоящего, что встречаешь повсюду. Повсюду, но не здесь.

В эти дни случается трагедия. Поскольку мама уже почти не ходит, непрерывно падает и больше не может спускаться и подниматься по лестнице, которая ведет к ней в комнату, я решилась сделать запрос на помещение ее в комплекс для пожилых людей в Корелье, где работает Саманта, дочь Роберты из Лучиньяны. Саманта, являющая собой воплощенную радость, служит гарантией этого места.

Это очень трудный выбор, и меня мучает чувство вины. Я поступаю правильно или я ее бросаю? На одной чаше весов эти вопросы, а на другой – эта вот сцена: мама и Эрнесто в обнимку на диване, его рука крепко стискивает зажатую в ней мамину руку, она дремлет, а он плачет.

Сейчас мне надо спуститься в сад, чтобы посмотреть, хорошо ли себя чувствуют пересаженные вчера цветы и правильное ли мы выбрали для них место. Я отправляю Донателле наши фотографии. Я в образе Джакометти, а она – Беккета.

* * *

Сегодняшние заказы: «Архитекторша» Мелании Мадзукко, «Пенелопиада» Маргарет Этвуд, «Женская война» Александра Дюма, «Чужое счастье» Кармен Пеллегрино, «Зимние пчелы» Норберта Шойера, «Бортовой журнал писателя» Бьорна Ларссона, «Смешные истории наоборот» Вивиан Ламарк.

20 мая

Книжный магазин – это рай. И этот рай я всегда оставляю открытым, не запираю калитки на замок. Когда я в далеком 1979 году приехала во Флоренцию на синем пикапе моего отца, с только-только полученными правами, все задавались вопросом: почему я никогда не запирала его на ключ?

Мой отец ни разу не запер двери ни в одной машине в своей жизни. Моя мать запирает на ключ входную дверь дома в пять часов дня. Два видения этого мира.

А что, если кто-нибудь войдет, что-нибудь украдет, что-нибудь повредит, испортит мое имущество. А что, если. Однако я не желаю принимать в этом участие. Я и мой отец, мы принадлежим настоящей стране, а в настоящей стране вещи портятся, в настоящей стране люди плачут и раздражаются, но мы с папой решили уже самим фактом рождения не становиться частью того мира, где запираются двери.

В воскресенье утром у нас в книжном была Фабиола, и я дала ей детскую книгу Родди Дойла под названием «Вылитая мать». Это история о девочке, у которой умирает мама. Она вновь обретет ее после череды загадочных встреч, будучи уже взрослой, когда посмотрится в зеркало. Фабиола стояла посреди книжного и плакала.

Так вот, мой отец, никогда не запирающий машину, Майкол, бегающий в поисках ветра и спрашивающий, где же он, Фабиола, плачущая над книгой Родди Дойла, Эрнесто и моя мать, сидящие в обнимку на диване, рыбаки, читающие Луизу