Эстрилу не спалось. Несмотря на одеяло, он мерз на земле, чувствуя всем телом каждую ее неровность. Устав ворочаться, он завернулся в одеяло, как в плащ, и стал бродить между шатрами.

Костры в каменных очагах догорали. Беспокоился неизвестный зверь, привязанный к телеге. Эстрил понял, что бедняге не дотянуться до свежей копны пальмовых листьев. Он приблизился, протянул толстяку зеленую охапку. Тот благодарно хрюкнул и позволил потрепать себя по холке, покрытой густой, жесткой шерстью.

— Кормишь бурая?

Эстрил обернулся и увидел Шайсу. Поверх платья девушка накинула какую-то серую рубаху с длинными широкими рукавами, подвязанную на талии пояском. К подолу были пришиты зеленые и красные узенькие тесемочки.

— Мне тоже не спится, — зевнула Шайса и взглянула на небо. В ее глазах, обращенных к звездам, Эстрил видел напряженную тревогу.

— Понимаешь, если все будет хорошо, на рассвете я встречусь со старым другом.

— Но ведь это хорошо?

— Это прекрасно. Просто… — Шайса грустно улыбнулась, и Эстрил подумал, что никогда не видел такой улыбки у двадцатилетней девушки, — просто встречаться со своим прошлым иногда бывает очень страшно.

— Пожалуй, я понимаю.

Эстрил не помнил, он ли задавал Шайсе вопросы, или девушка о чем-то спросила его. Но всю ночь они просидели, прислонившись к телеге. Он рассказал ей о ссоре с Алиссой. А она поведала ему удивительную и печальную историю своей любви, а заодно, и повесть странствий по миру. Иногда Эстрилу казалось, что Шайса забывает о его присутствии и говорит, обращаясь к незримому собеседнику. Но и тогда ее речь оставалась такой яркой и образной, что молодой человек без труда представлял себе земли, где ни разу не бывал. Он слышал шум Большого Базара, вместе с Шайсой спасался в лесу от разбойников, замирал под тяжелым взглядом надсмотрщика Асики, плыл на корабле по Золотому морю, летал на крылатом ящере — бэй-тасане… Но главное — он видел ее друзей: царственную осанку Оммы, руки художника Готто, скуластое лицо Чи-Гоана. И — Рейдана. Охотника Рейдана, погибшего пять лет назад, о котором, как он понял, Шайса плачет до сих пор.

Эстрил был потрясен. Девушки всегда казались ему беззаботными, легкомысленными созданиями — такой, например, была его жена. Глубокие мысли и чувства он считал исключительно мужским свойством. Но в некоторых словах Шайсы, оброненных так просто, без желания произвести впечатление, он услышал голос сердца, которое было чем-то сродни его собственному. «Я хотела умереть и потому вернулась в храм…»

— Прости, — сказала наконец она, потирая пальцами виски. — Так много всего произошло… Я никому об этом не рассказывала. Спасибо, что выслушал меня.

Шайса поднялась, одернула рубаху и ушла спать, а Эстрил долго еще сидел у телеги.

Рассказ о Рейдане произвел на него сложное впечатление: ведь он рассчитывал, что Шайса влюбится в него и станет послушной его воле — это бы облегчило его задачу. Но оказалось, у него есть соперник. А то, что он мертв, еще больше ухудшало ситуацию. Это в живом человеке можно разочароваться, мертвый остается непогрешимым… Но — странное дело, Эстрил меньше всего думал о том, что детская влюбленность Шайсы может как-то помешать ему довести дело до конца. Надо же, он никогда не внушал женщине такого чувства, как этот давно умерший Рейдан. Не помогут ни могущество, ни богатство — это не откроет сердца его жены для настоящей любви. Да и сам он — разве таким чистым огнем горело его собственное сердце, когда он шептал Алиссе о любви?

Эстрил завидовал этой несостоявшейся любви двух чужих для него людей, любви, достойной стихов и легенд… А одновременно начинал понимать: выполнить задание ему будет не так-то просто.

На рассвете охотники не вернулись к оазису. Тогда Эстрил впервые увидел, как бертмед разговаривают с камнями. Старая Дроан осторожно, словно птенца из гнезда, вынула из кострища почерневший от копоти камень. После того, как под струей воды его серые бока засверкали на солнце красными крапинками, камень осторожно перенесли на чистую ткань. Дроан присела перед камнем на корточки, поводила над ним рукой, наклонилась ухом, а потом несколько раз тихо и протяжно свистнула. Все бертмед молча и терпеливо ждали. И вдруг камень чуть шевельнулся и загудел. Он издавал странную звенящую мелодию со множеством коленцев, а женщина напряженно к ней прислушивалась. Когда камень замолчал, старая бертмед подняла печальное лицо.

— Они уже возвращаются. Роут и Готто не нашли.

Охотники приехали через час. Их было около десяти человек — кроме отряда Ифта, прибыл и другой, под началом самого вождя Хоста, статного широкоплечего всадника с совершенно седыми косами, свисавшими до стремян.

— Не лей слез, Дроан, — сказал он плачущей женщине, погладив ее по голове. — По крайней мере, мы точно знаем, что они живы. Когда камни сообщили нам о нарисованном лице девушки, мы тут же поскакали туда. Следов было очень много, но все замел песок. Потом камни подсказали нам, что видели двоих, идущих к побережью. Мой отряд доскакал до самого моря, мы нашли следы мужчины и женщины, но потом следы обрываются… Это было так странно… Словно эти люди улетели по воздуху. Мы ничего не поняли и повернули назад. Но Ифт встретил камень, который рассказал ему… Говори, Ифт.

— Камень сказал, что видел огромную птицу, приземлившуюся в пустыне. Из этой птицы вылезли люди. Они увидели рисунок, очень разволновались и снова поднялись в воздух. Другие камни видели, что странная неживая птица летела к побережью. Похоже, Роут и Готто унесла с собой эта птица. Но куда — никто не знает…

Эстрил почувствовал, что Шайса сильно дернула его за рукав. Да он и сам понял: «неживой птицей» мог быть только ниметон. А ниметоны подчинялись только магам Воздуха. Правда, Ортег тоже говорил что-то про ниметоны, и в его доме Эстрил видел летающую игрушку… Но чудес не бывает: воздух не может служить магу Огня. Значит, кто-то из жрецов Воздуха был на Мешеороте, и они забрали друзей Шайсы с собой. Все это очень странно, однако не стоит, пожалуй, рассказывать об этом бертмед.

Девушка считала точно так же, о чем и шепнула ему в самое ухо, а еще добавила:

— Нам пора отправляться. Надо расспросить бертмед, как выйти к реке.

Скоро все обитатели оазиса вышли проводить гостей. Шайса горячо обнялась с Хэл и Дроан; похоже, она что-то обещала им, утешала, обнадеживала. На фоне чернокожих бертмед ее почти не тронутая загаром кожа казалась ослепительно белой, а каштановые волосы — золотистыми. Потом Ифт, посовещавшись с другими охотниками, протянул Эстрилу легкое копье и нож, тонкий и длинный.

— У бертмед не принято дарить свое оружие, — сказал брат вождя. — Оружие каждый из мужчин получает в день совершеннолетия и не выпускает из рук до самой смерти. Только верностью оно ответит на верность. Но твоя спутница — необычная девушка. Лишь благодаря ее участию, дочь нашего племени Роут была спасена из плена. Возьми же, гость. Помни: это копье — лишь для охоты. Не поднимай его на человека. А этот нож хранится в моем роду уже много веков. Возможно, он сослужит тебе хорошую службу.