Эстрил с вежливым почтением принял подарки, хотя не особенно верил дикарским предрассудкам. Когда-то, в школе, он был одним из лучших фехтовальщиков и метателей ножей и надеялся, что при необходимости сумеет воспользоваться туземным оружием.

Гостеприимные бертмед не ограничились указанием пути. Верхом на лошадях, в сопровождении троих охотников, Шайса и Эстрил за полтора дня добрались до Шумшана. На ночь они останавливались на привал. Эстрил заметил, что Шайса не стала при чужих добывать воду силами Келлион. Тем более, что в этом не было необходимости: их снабдили огромными глиняными бутылями в плетеных корзинах, а также едой для долгого путешествия. В одном из горшочков, тщательно завернутом в чистую ткань, оказалось удивительно вкусное кушанье — тушеные почки кай-шо. Кусочка этого блюда хватало, чтобы не чувствовать голод в течение нескольких часов. Так что путешествие через пустыню, вопреки опасениям, оказалось легким, а редкие привалы — приятными.

Наконец перед ними раскинулся Шумшан — полноводная и быстрая река. Его желтоватые воды несли между берегов, поросших высоким тростником, куски древесины и птичьи перья. Длинноногие цапли бродили по отмели, равнодушно поглядывая на пришельцев.

Эстрил подумал, что дальше им придется идти пешком вниз по течению, но один из провожатых, тот самый юноша, который привел их из пустыни, вдруг загадочно улыбнулся и вытащил из тростниковых зарослей маленькую легкую лодку, сделанную из шкуры кай-шо, натянутой на деревянный остов. Вместо руля спереди лодку украшали антилопьи рога, повязанные тесемочкой. В лодке лежали два коротких весла. Юноша показал на лодку и сказал на ломаном лю-штанском:

— Меня попросила Хэл.

Пока Эстрил не приспособился к гребле, лодка плыла зигзагом и почти не продвигалась вперед. В крошечном суденышке вдвоем было тесно. Шайса сидела, притянув колени к груди. Она была одета, как бертмед: полоса беленого льняного полотна мягко обернулась вокруг ее тела. Девушка опустила руку в теплую воду и задумчиво смотрела на разбегающийся след.

— Убери руку из воды. Мало ли, какие твари живут в реке, — предостерег ее Эстрил.

Девушка недоверчиво взглянула на него, но руку вынула. Действительно, вскоре на отмели путешественники заметили какое-то движение. Сначала им показалось, что это поваленные темные бревна зашевелились от движения волн. Но это были не бревна: неизвестные существа, похожие на огромных ящериц, с ярко-красными перепонками на лапах и таким же гребнем по всему хребту, при виде лодки отвратительно завыли, разинув оскаленные пасти. Они ловко нырнули в воду и поплыли вслед за лодкой. Однако беспокойство Эстрила оказалось напрасным: эти существа, такие страшные на вид, вовсе не хотели причинить путешественникам вред. Они, видимо, жаждали общения и затеяли игру, подталкивая лодку, чем немало помогли гребцу. Потом речным жителям надоела эта забава, и они дружно ушли под воду. Больше путники их не видели.

Вокруг вообще было мало интересного — мутная ширь реки да плоские унылые берега. Эстрил даже потерял счет времени; кажется, они плыли около недели. Потом пески по обеим сторонам Шумшана покрылись чахлой растительностью. Многочисленные стада ярко-рыжих винторогих животных равнодушно провожали взглядом лодку — наверное, это были антилопы кай-шо. Дикая, безлюдная земля! Зачем она понадобилась Аникодору?

Шайса всю дорогу была молчалива. Эстрил украдкой наблюдал за ней: девушка смотрела вдаль без нетерпения, без скуки, словно была углублена в собственные воспоминания. Ленивый знойный ветер перебирал ее волосы, лицо, как она ни пыталась его сберечь от солнца, покрылось веснушками. Эстрил гнал от себя мысли о том, что должно произойти, когда они с Шайсой окажутся на Аникодоре. Надо быть последовательным, говорил себе молодой человек. Один раз он уже предал — Сенат и лично сенатора Ярвига — ради своего будущего. Но становиться еще раз предателем, теперь уже благодаря глупой чувствительности? А ведь Эстрил даже не влюблен: на свете есть только одна женщина — Алисса, его жена. Но волей-неволей он снова смотрел, как тонкая рука касается водных струй, словно волос любимого…

Ночевали они, дрейфуя на середине реки. Шайса сворачивалась калачиком на носу, а Эстрил вытягивался в лодке, положив ноги на борт и, прежде чем заснуть, долго любовался звездным небом. Такие же созвездия он наблюдал еще мальчишкой, когда учитель Стратол вывозил их на ночную прогулку к озеру Сеолис.

Проснувшись в очередной раз вместе с солнцем, Эстрил потянулся и взглянул на Шайсу. Девушка еще спала и улыбалась во сне. Маленькая изумрудно-зеленая бабочка то садилась на ее лицо, то, потревоженная дыханием спящей, вспархивала в воздух. Утро было прекрасным и совсем не жарким. На поверхности реки играли солнечные блики. За ночь лодка забрела в заросли удивительных растений, которых не было еще вчера. Поднимаясь на гибких стеблях из воды, они раскрывали навстречу солнцу золотисто-желтые венчики цветов, и все вокруг было залито золотым сиянием — и берега, и река, и лодка, и лицо девушки, улыбающейся во сне. Эстрила доверчиво окружал чудесный мир. В сердце молодого человека зазвенели неведомые доселе струны. А потом он ахнул от испуга и восторга, и Шайса, проснувшись, приподнялась на локте, широко раскрыв изумленные глаза: прямо впереди, преграждая течение реки, поднималась до самого неба Золотая гора.

Несмотря на распахнутые окна, в доме было душно: в конце весны в Окоон пришла настоящая жара. Повсюду стоял приторный запах цветов, от которого кружилась голова. Расставленные в комнатах чаши для омовения быстро нагревались, и опускать руки в теплую, почти горячую воду было противно. Только дети могли в такую погоду целый день резвиться на солнце. Вот и сейчас няня увела Риммину и Лассу к озеру. Здесь, в Окооне, царила простота нравов: в Шингве никогда дети из почтенной семьи не пошли бы на общий пляж.

Впрочем, Алисса даже рада была, что девочек нет рядом: их присутствие вызывало у нее неприятные уколы совести. Вместо того чтобы целыми днями слоняться без дела по дому, ей не мешало бы заняться дочерьми. Но дети — это так скучно! Скучно… Это слово преследовало молодую женщину с тех пор, как она приехала в Окоон.

Столичная жизнь закружила Алиссу, когда ей едва исполнилось пятнадцать. Юной провинциалке все было внове: и модные укороченные платья, и утонченность светского обращения, и огромные бальные залы, и свободные нравы кавалеров. В отличие от своей матери, грустившей по тихой солнечной приморской Буррете, Алисса просто влюбилась в Шингву и быстро, как свойственно юности, переняла все столичные обычаи. Она жадно купалась в водовороте светских развлечений, с ужасом вспоминая ту мертвящую скуку, в которой она провела свое детство. И надо же, как судьба посмеялась над ней! Она снова оказалась в провинции.

В спальне было тихо, лишь за окном слышался щебет птиц, утомленных жарой. Алисса с отвращением бросила взгляд на свое отражение. Еще немного, и она велит завесить в доме все зеркала! Собственная красота больше не радовала ее. Какой в ней прок, если обладательница томных глаз, пухлых губ и роскошных волос заперта в четырех стенах и давно не слышала слов восхищения.