На этот раз, как и предупреждала знахарка, сон демона был ровным, глубоким. Как и надлежит быть сну после долгой и тяжёлой болезни. Двое суток инкуб метался в бреду, а Пандоре оставалось варить собираемые знахаркой, приютившей их, травы, потому что по пробуждению Харлею нужен был свежий отвар.

Эти два дня показались ей вечностью. В каждом шорохе, в каждом поскрипывании деревянной лачуги на ветру ей слышалась угрожающая поступь Немезиды, которая идёт за ними. Виделись искажённые яростью лица местных, брызгающие слюной; их крики, угрозы спалить лачугу ведьмы к чертям собачьим с ней самой, если не включит мозги и не выгонит, наконец, демона…

Знахарка сказала, что Харлея сильно контузило, что в совокупности с магическим истощением может привести к параличу, и чтобы этого не случилось, нужно непрерывно растирать травяным настоем конечности, сгибать и разгибать руки и ноги, массировать.

Пандора взялась за дело с тройным усердием, правда, растирала гладкую кожу демона не куском пакли, которую выделила знахарка, а руками, то и дело окуная кисти в обжигающий отвар. Судя по тому, что демон, очнувшись, сжал её руку и даже сел, она всё делала правильно и сейчас у неё щипало в глазах, а в горле стоял ком. Она никогда не расскажет ему, что пережила за эти дни, как и того, что высшему грозил полный паралич.

Но теперь, когда он спит, не мечется на рогоже, не бредит, не зовёт некую Мишель, теперь, она уверена, всё будет хорошо. Только бы он восстановился раньше, чем их настигнет Немезида или местным придёт в голову привести свои угрозы в исполнение.

Она склонилась над лицом Харлея, вглядываясь в его черты, сама не зная, что хочет в них рассмотреть. Ей ничего так не хотелось, чтобы к щекам демона вернулся цвет, а осунувшееся тело вновь налилось силой.

— Высший, — прошептала она. — Разве думала я, что они бывают такими… такими…

Движение воздуха облизало шею и Пандора быстро обернулась, застигнутая врасплох.

Знахарка, так и не назвавшая ей своё имя, ступала бесшумно, как кошка.

Вот и сейчас Пандора скорее почувствовала её присутствие, нежели услышала.

Знахарка замерла на пороге, впуская в лачугу свежий воздух и пристально рассматривая Пандору и демона.

Она совсем не походила на старую каргу с картинок детских книг, и вместе с тем, одного взгляда на неё хватало, чтобы понять, что перед тобой и вправду ведьма. Пандора очень понимала местных, явно относившихся к женщине с неким пиететом.

Стройная, высокая, с прямой, как жердь, спиной. Седые пряди свисают по сторонам от молодого, но какого-то высохшего лица. Зелёные кошачьи глаза… Пандора уже знала, что та, кто их приютила, человек, человечка, как принято говорить, но в роду у неё отметились кицунэ. Надменная складка у губ, острый, волевой подбородок, глубоко посаженные глаза, которые, казалось, видят Пандору насквозь.

Вот и сейчас знахарка то ли кашлянула, то ли коротко хохотнула и подмигнула совсем по-мальчишечьи.

— Ну что, жив твой красавец?

Не дожидаясь ответа от гарпии, откинула рогожу и одобрительно хмыкнула.

Эрегированный, готовый хоть сейчас к любовной схватке орган дрогнул и гарпия, закусив губу, отвела глаза, а знахарка вновь кашлянула. Знала бы она, каких моральных (и не только!) терзаний Пандоре стоило растирать его… там… вела бы себя повежливее.

— Ну что ж, неплохо, — сказала она и ловко бросила освежёванную тушку зайца на стол. — Ты справилась, девочка. Будет твой жених ещё крепче, чем был. И неутомимее, — с этими словами она подмигнула снова.

— Да что вы, — Пандора зарделась и поспешила накрыть демона, правда, стало ещё хуже: вздыбленная на самом интересном месте ткань так и манила коснуться рукой, пригладить, приласкать. — Никакой он мне не жених, я же вам говорила. Он — наследник богатого папочки, а я, я… просто агент Х-класса.

— Икшкласса, — коверкая слова, повторила за ней женщина. — Для Богини нет богатых и бедных, нет высших и низших. Не зря же она пожертвовала вечной жизнью, подарив нам мир, где мы равны?

— Вы тоже верите в Изначальную Песню?

— Мы все берём начало из Изначальной Песни, — строго сказала женщина. — Покажи мне безумца, который не верит в жертву Богини.

Пандора стыдливо покосилась на Харлея, а потом быстро отвела взгляд.

— К утру он будет полностью здоров, — заметила женщина и хмуро добавила. — Дожить бы до утра… Я договорилась, вы доберетесь до подводного экспресса с охотниками, их лагерь не так далеко, на рассвете я вас проведу. А там до Разлома рукой подать. Не дрожи, птичка, получите то, что ищете, я вижу это твоих глазах. Вернёшься со своим женихом домой.

— Он не, — начала было Пандора, но потом замолчала. Отчего-то перечить знахарке не хотелось. В конце концов, это просто невежливо… — Давайте я вам помогу.

— Поможешь, — кивнула женщина. — Если отдохнёшь, как следует. Скоро тебе предстоит долгий путь.

Пандора кивнула. Она чувствовала себя слишком усталой и разбитой, чтобы перечить. Залезла на краешек ложа из еловых веток и демон тут же сгрёб её в охапку, подтянул к себе, а знахарка снова закашлялась.

Щёки Пандоры вспыхнули, словно угли, но высвобождаться не хотелось. Слишком уютно было и как-то… спокойно, что ли. Она приподняла голову, вглядываясь в лицо Харлея: на губах инкуба играла улыбка.

Интересно, что ему снится?

Харлей притянул её к себе сильнее и Пандоре стало не до размышлений. Её словно окутывала паутина из солнечных лучей, и удовольствие от её тепла и света приводило в порядок натянутые до предела и оголённые нервы, стирало усталость.

Не просыпаясь, Харлей зарылся носом ей в волосы и вдохнул, но гарпия уже не ощутила этого. Отогревшись в стальных объятиях, она провалилась в поверхностный, тревожный сон.

Глава 16

Беспокоен был сон и у Харлея.

Демон шёл сквозь толпу в одинаковых масках, вернее, правильнее сказать — продирался сквозь толпу. К его вящему недоумению это было скопище каких-то гигантов: никогда ещё высший демон не чувствовал себя коротышкой, даже в компании оборотней-гризли. Сейчас же его знатно злило то, с каким равнодушием и безразличием они задевают его широкими плечами, отбрасывают в сторону лёгким касанием лопатообразных ладоней, как надоевшую муху. Их ауры было почему-то не разглядеть: внутренний демон был так тих, что Харлей даже не чувствовал его присутствия. И, что хуже всего — вместо живых лиц, будь то злобных, недовольных, раздражённых… неважно, разглядеть бы на них хоть какую-то эмоцию… вместо лиц были глупые ухмыляющиеся маски, с одной поднятой и лихо заломленной бровью, с провалом вместо носа, с лицом карточного шулера из нашумевшего боевика, снятого по комиксам.

— Он видит, — раздался откуда-то сверху, словно из-под небесного купола равнодушный голос.

— Он не может видеть.

— Но видит. И, похоже, слышит нас.