в «Ответе Иову». Он также собирался показать существование параллелей между теологическими и метафизическими утверждениями. Паули нашёл свидетельства бессознательной связи между собой и теологами как между «враждующими братьями», при этом каждый был тенью другого «брата». Он намеревался работать над этой двойной связью и сравнить её с психологической позицией Юнга. Он поставил себе цель исследовать в этом письме три категории — дух, психе и материю — с позиции учёного-физика. Вводя в картину материю, Паули в известном смысле давал свой ответ на «Ответ Иову».

И снова Мах

Замечание Юнга «Теологи так же отталкивают психологов, как и физики, только первые верят в дух, а вторые — в материю» вызвало у Паули воспоминание о своём крёстном отце, Эрнсте Махе. При своём принципе экономии мышления, позитивистском подходе к физике и антиметафизической позиции, Мах тем не менее не мог отрицать существование духа, выходящего за рамки физических явлений. «На самом деле», — писал Паули, — «он считал метафизику причиной всего зла на земле — говоря психологически; а попросту — дьяволом»[251]. Метафизика — то, что не воспринимается с помощью пяти чувств — была вовсе не чужда Маху, но он видел лишь её дьявольскую сторону. Такую позицию занимал и сам Паули до встречи с Юнгом.

Паули рассматривал опеку Маха как источник собственных антиметафизических начал, который помог ему вырваться из католического воспитания и подготовил к истинной встрече с духом и материей, свободной от метафизических суждений.

Хотя Мах настаивал, что реальность может определяться только теми ощущениями, которые подтверждаются органами чувств, его интерес к отношениям между психе и материей повлиял на Паули. Мах писал:

Физик говорит: «Я вижу вокруг только тела и движения этих тел, [но] не ощущения: таким образом, ощущения должны быть чем-то полностью отличным от физических объектов, с которыми я имею дело». Психолог принимает вторую часть этого заявления. Для него, как и положено, первичные данные — это ощущения, но им соответствует таинственное физическое нечто … которое должно быть абсолютно отлично от ощущений. Но что же в действительности является тайной? Физис или психе? Или, возможно, оба? Видимо, так, поскольку и то, и другое может выступать как нечто недосягаемое, окутанное непроницаемым мраком. Или же нас водит по кругу какой-то злой дух?[252]

«Непроницаемый мрак» был метафизическим возмездием Маху именно потому, что он недоказуем, но невозможно и отрицать его существование.

Паули наблюдал отпечаток идей Маха на воззрениях Юнга, и это обвинение Юнгу было не так-то легко принять. «Теперь я вижу, что Мах предлагает вам руку помощи и приветствует ваше определение физики»,[253] — писал Паули касательно своего ощущения склонности Юнга психологизировать реальность. Мах, сообщил Паули, подтверждал, что физика, физиология и психология отличаются друг от друга в основном методами исследования, но «объектом всегда является психический ”элемент”»[254]. Однако Паули признавал, что на этом сходство Юнга и Маха заканчивается. Позитивистский подход Маха был неприемлем, поскольку, как замечает в своём письме Паули, «чтобы удовлетворить требования как инстинкта, так и интеллекта, нужно ввести что-то вроде структурных элементов космического порядка, а этот порядок сам по себе недоказуем». Он прибавляет: «Мне кажется, в вашем случае архетипы играют именно такую роль»[255].

В отличие от Маха, Паули не отрицал метафизику. В действительности он считал важным построение системы мышления на основе недоказуемой концепции. Поступить иначе означало отвергнуть существование иррационального, недоказуемого аспекта природы, который в равной степени осознавали психология и физика. Это был просто вопрос того, что считать метафизическим, а что нет. Паули писал:

В естественных науках делается практическое заключение о полезности … в математике [существует] лишь формальное заключение о логичности [которая не может быть доказана математически]. В психологии сюда относятся недоказуемые понятия бессознательного и архетипов; в атомной физике это совокупность характеристик атомной системы, которые одновременно не доказуемы «hie et nunc (здесь и сейчас)»[256].

Помимо этих размышлений о метафизической реальности Паули чувствовал, что в психологии Юнга есть что-то неправильное по отношению к психофизической проблеме. Он обвинил Юнга в раздувании концепции психе, так что нейтральная область слияния психе и материи оказалась размытой. Надеясь, что Юнг согласится с этим, Паули выдвинул предложение, принять которое Юнгу оказалось нелегко. Паули заявил напрямик, используя простую метафору: «Необходимо облегчить ношу вашей аналитической психологии. Она представляется мне машиной, клапаны двигателя которой испытывают слишком сильное давление (то есть склонность к расширению понятия психе). Я хотел бы ослабить это давление и спустить пар»[257].

Это совпадало с ощущением Паули, что его физические сны требуют движения психе от аналитической психологии к «физическому фону». Он выдвинул следующее предположение:

Дальнейшее развитие должно, под влиянием потока бессознательного содержания из психологии, включать расширение физики, возможно, вместе с биологией, для принятия ими психологии бессознательного. Однако это развитие невозможно само по себе (полагаю, проблемы с сердцем у вас начинаются всякий раз, как только в процессе работы вы, сами того не зная, начинаете плыть против этого течения)[258].

Утверждая, что для придания смысла «психическому» должно существовать также и «непсихическое», Паули настаивал на том, что у психе и материи имеется общая нейтральная основа. Психология Юнга узурпировала область, которую необходимо было разделить с физикой, что крайне беспокоило Паули. Непсихологические сны Паули обращались к этой проблеме, заявляя о равных правах физики и психологии на эту область.

Почему мнение Юнга имело значение для Паули? Разве физика не должна быть способна сама заботиться о своей области? Этот вопрос выражает суть первостепенной заботы Паули. Учитывая современное развитие психологии и физики, ведущее к принятию метафизической концепции и психе, и материи, Паули должен был понять истину, которую искали, хотя и безуспешно, алхимики. Видение Паули было основано на концепции целостности, которая для него вращалась вокруг важной идеи — «психе и материя подчиняются общему, нейтральному, недоказуемому упорядочивающему принципу»[259]. Будучи физиком в душе и имея связь с источником глубинной психологии, Паули не по своей воле столкнулся с личной и коллективной проблемой, которая неотступно требовала его внимания, и только Юнг мог оценить последствия этого столкновения — пусть и с особой точки зрения в соответствии со своей психологией.

Единство сущности

Развивая эти провокационные мысли, Паули предложил гипотезу: существует единство сущности, нейтрализующее индивидуальности духа, психе и материи. Чтобы продемонстрировать это, Паули вернулся с новыми инсайтами к сну, который включил в неформальное эссе «Фоновая физика» пять