полдня субботы, которые мог провести с семьей или как-то иначе отдохнуть по своему вкусу, нужно и совесть иметь.

Поразмыслив над вариантами, решила, что объявит себя представительницей какого-нибудь благотворительного фонда, собирающего средства на нужды детей-инвалидов или подростков, подсевших на наркоту. Функционер такого толка, в отличие от представителей прессы, не обязан быть в курсе того, что у владельца сети медклиник случилось горе в семье. А собирать денежки для фонда – обязан. А чтобы не отшил моментально, Олеся первым делом заявит, что фонд планирует растрезвонить о своих дорогих спонсорах на всех возможных площадках СМИ и интернета, и это, безусловно, станет для фирмы господина Турчина прекрасной рекламой. Добавит многозначительно и о налоговых преференциях, полагающихся бизнесу за акт благотворительности, и о том, что заявленная для ФМС сумма его посильного взноса может несколько разнится с реальной. Чудесная наживка, на которую делец непременно клюнет, если Олеся безупречно сыграет свою роль.

Врать не пришлось, и это порадовало, но в его реакции имелась некая странность. Ну что ж, разберемся завтра.

Коновалов подвез ее до самого подъезда, так ни о чем и не спросив. Она сказала: «Спасибо, Максим. Ты мне здорово помог». Он насмешливо проговорил: «Пожалуйста-пожалуйста».

Ну и подумаешь.

На полдник Олеся соорудила себе два бутера с вареной колбаской на белом хлебе. Запив перекус большой кружкой крепкого сладкого чая, позвонила Татьяне, чтобы порадовать ее известием о возможной улике. Сказала, что вовсе не печенье с конфетами были уложены на блюде у кастелянши, а самоцветные камешки разных пород. Переспросила, а точно ли Татьяна среди них не видела кирпидон побольше, размером с два кулака.

Та сказала, что все предметы были примерно одинаковы и некрупные. Разговаривала вяло и незаинтересованно.

– Не вешать носа, сестренка, – бодро проговорила Олеся. – Теперь мы сможем этот вещдок преподнести следователю, и он не отвертится, примет. Имеются целых два свидетеля, что каменюка был перенесен из комнаты в зимний сад, и ясно для чего: чтобы спрятать. И в понедельник я полиции этот факт открою. Пускай дорасследуют, если сходу схалтурили.

А еще в понедельник она позвонит Надежде Михайловне и расскажет про Танькину беду. Та непременно заметит важные мелочи, которые упустила сама Олеся, и обязательно даст дельный совет.

Вспомнив, что Лапина взяла недельный отпуск, приуныла.

Ничего страшного, Олеся справится сама. А начальница не на Марс улетела, с ней всегда можно в экстренном случае связаться по телефону.

Семейство Турчиных располагало двухуровневой квартиркой в жилом кластере «Новые снегири», который можно было бы назвать домом-колодцем, если бы дом имелся один, а не восемь – по два на каждую сторону горизонта. И если бы огороженная этими зданиями от внешнего мира площадь, занятая детским садом и детским городком, скейт-парком и теннисным кортом, собачьей площадкой и кое-чем по мелочи, не была до неприличия велика. Система безопасности для местных также была на высоте: проникнуть к жилым подъездам можно было исключительно через арочные проемы, снабженные воротами и будками охранников. Надо полагать, что имелся и подземный паркинг, въезд в который осуществлялся со двора.

Однако до абсурда ситуация доведена не была: секьюрити в «пятне» и бронике документы у нее не спросил и не стал выяснять, к кому девушка направляется, а просто указал на рамку металлодетектора, через которую Олеся и вошла под своды арки, чтобы, преодолев расстояние метров в десять-пятнадцать, оказаться наконец внутри кластера.

«По этим площадям на самокате перемещаться надо», – недовольно думала Звягина, вышагивая вдоль дома под буквенным обозначением «G» к подъезду под обозначением «F».

Сюда она выехала с хорошим запасом по времени, но запас таял, Олеся торопилась, переживала и злилась на себя за все эти нервы.

Прежде чем набрать код на домофоне, бросила взгляд на часы, вытащив из сумочки мобильник. Убедилась, что не опоздала, а явилась с английской точность. Однако нажимать на кнопки не потребовалось: за спиной у нее послышался насмешливый басок, предложивший ей отойти в сторонку, а то зашибет.

Оглянувшись, Олеся увидела тощего парня лет двадцатипяти в сине-оранжевой спецовке, толкающего по пандусу крыльца огромный пылесос, похожий на бочку, вертикально поставленную на колесики.

– Посторонись, красавица, – велел парень, дотолкав агрегат к подъездной двери и приложив к домофону магнитный ключ. – Придержи дверочку, – распорядился он, потянув на себя тяжелую створку.

– Заходи сама, – махнул он рукой, после того как пылесос был внедрен внутрь подъезда и доставлен к полуоткрытой дверце в левой стене вестибюля.

По сравнению с великолепием всего окружающего, дверца выглядела невзрачно, и это явилось ошибкой дизайнера. Уж если лепишь интерьер китчевым, то лепи тотально, и не экономь денежки заказчика в ущерб своей богатой идее. Пол в вестибюле был выложен мраморной плиткой темно-зеленого цвета с золотистыми прожилками, а лестницу в пять ступеней, ведущую в лифтовый холл, устилала бордово-зеленая ковровая дорожка. На правой стене висело большое зеркало в резной деревянной раме, под зеркалом обустроена зона отдыха – или ожидания? – с двумя мягкими креслами в коричневой велюровой обивке и журнальным столиком. С потолка свисала бронзовая люстра на шесть рожков, украшенная хрустальными висюльками. В левом дальнем углу журчал фонтанчик в виде бело-мраморного вазона, размещенный на такого же, белого мрамора, подставке. В правом – наличествовало напольное кашпо, стенки которого были выложены разноцветной керамической мозаикой, а в имитацию грунта вместо живого растения была засунута пластмассовая имитация суданской розы.

Левая стена была заметно попроще. Кроме унылого скопления почтовых ящиков, она имела панорамное окно с приспущенными жалюзи и дверь, возле которой как раз и припарковался гигантский пылесос.

– Явился наконец, – недовольным тоном проговорила пухлая коротконогая тетенька, расположившаяся в одном из кресел. На ней была униформа тех же цветов, что и спецовка парня, но ядовито-розовые латексные перчатки, которые она небрежно развесила на велюровом подлокотнике, вносили явный диссонанс в облик работницы метлы и швабры.

Парень парировал, ничуть не смутившись:

– Я вообще не обязан. Мое дело сантехнику чинить. В другой раз пойдешь сама.

– Да ладно тебе. Уж и пошутить нельзя, – выбираясь из кресла, хмыкнула уборщица. Или не уборщица, а клининг-мастер?

– А вы это куда? – неожиданно обратилась она к Олесе, когда та, обогнув пылесос и кинув любопытный взгляд в пустующую служебную комнату, двинулась в сторону лифтов.

– Я? – растерялась Звягина. – Мне в 191-ю нужно, меня приглашали…

– А… В 191-ю, значит, – проговорила уборщица, переглянувшись с сантехником. – А я решила, что вы заступать пришли. Собралась уж припахать маленько.

– Припахать она мастер, подтверждаю, – заржал парень. – Ну, что, обломалась, Николавна? Сама разгребай завалы. А то иш, обрадовалась дармовой рабской силе!..

– А ничего страшного не произошло бы,