сошла с ума. Но милостивая Фригг продолжила уменьшаться, вертя в руках сияющий клубок.

Став почти обычного размера, она распрямила спину, поведя головой, словно наслаждалась радостью размять затекшие от долгой неподвижности мышцы. И наконец ее взгляд остановился на мне. Я хотела, чтобы в ступенях образовалась трещина, которая сможет поглотить мое тело. Разом вспомнились и неподобающая нагота, и разводы засохшей крови на теле, и весь ужас, который сейчас придется произнести. Признаться во всех своих злодеяниях.

– Дитя, – прошелестела Фригг, медленно подходя ко мне. Она шагала осторожно и говорила так, словно отвыкла от звучания своего собственного голоса. – Ты ли взывала ко мне?

– Я, милостивая богиня, – пискнула я в ответ, но тут же, устыдившись трусливого, недостойного дочери ярла поведения, заставила мышцы разжаться и приняла коленопреклоненную позу, что выглядело, полагаю, ужасно нелепо. – Меня зовут Хельга, я дочь ярла Ивара Длиннобородого, хозяина твоего драккара.

– Ах, Мидгард, – промолвила богиня. – Давненько я не бывала в этом мире.

Я не поняла, что она хочет этим сказать. Будто бы был какой-то другой мир. Но она богиня, а мысли их неподвластны обычным людям.

– Что же заставило тебя принести жертву крови, дитя мое? – продолжила Фригг, и голос ее налился силой.

Осознание, от которого меня отвлекло явление богини, вдруг разом обрушилось, как волны беспощадного моря. Я была чудовищем, растерзавшим свою семью. Меня следует казнить, клеймить позором и отправить мою душу неприкаянной скитаться по Мидгарду. Давясь рыданиями и слезами, я рассказала богине все, что кашей мешалось в моей голове.

Я знала, помнила, что теперь ношу шкуру зверя. Мою память раскаленным клеймом жгли белозубая улыбка и падение в море, но стройность мысли покинула меня. Голова пульсировала болью, а от невозможности вспомнить все детали мной овладевала звериная ярость. Тело тряслось и вибрировало, я балансировала на грани.

Богиня, вначале слушавшая с отстраненным, но благостным выражением лица, сначала поджала губы, а потом нахмурилась.

– Как ты уверена, что превращаешься в зверя, если толком ничего не помнишь? – спросила она. – Возможно, на ваш драккар напали, родных убили, а твои воспоминания спутались от пережитого ужаса.

– Нет! – рыкнула я и сама испугалась своего гнева. Повысила голос на богиню!

Но она заинтересованно посмотрела на меня, без злости, без ярости, направленной на мелкую сошку, которая посмела раскрыть пасть на… на… главного. Я глубоко вдохнула и задержала дыхание, чтобы успокоиться. Выдыхала я медленными толчками, считая про себя.

– Да? – богиня выгнула бровь, сделав шаг в мою сторону, и ее следующие слова хлестнули меня раскаленной плетью презрения: – А мне кажется, ты врешь. Вызвала меня, чтобы что? Потешить свое ничтожное человеческое эго?

Я попятилась. Слова богини жалили не хуже оводов в разгар влажного короткого лета Мидгарда. Каждое обвинение вязло в белой пелене гнева, разжигая его ярче и ярче. Я должна была что-то сказать, оправдаться, но… Разорвать! Убить!

– Так что, жалкая врунишка, – ехидно засмеялась Фригг, и я вздрогнула, – не верю ни единому твоему слову…

Она уже развернулась, чтобы вернуться на трон, когда я прыгнула. Я ничего не могла поделать. Сдерживать прыжок было сродни тому, чтобы сдерживать вдох. Прыгнуть было необходимо.

Тело разорвала боль, какой я еще не знала, и сознание рассыпалось на тысячи осколков.

Плеть в руках. Плеть жалит плоть. Не плеть. Нити.

– Какое славное создание, – проворковала живая статуя. Она оплела тело своими нитями и вдруг крикнула гортанно и властно: – Тор! Муж мой, взываю к тебе.

Жжется. Жжется. Боль.

III

Пиррова победа

1

1193 год от возведения Первого Колизея

Остров выглядит заброшенным, но лишь в той части, где двести лет назад обитали группа детей и их наставники. Остальная часть суши – буйство природы, как и всегда. Кален сидит на уступе, смотрит на закатное солнце, и нет благоговения перед окружающей красотой на лице его, оно застыло, словно маска.

– Только не говори, что ты снова в унынии, – раздается голос за спиной, и юноша, вздрагивая, оборачивается.

Тот, чье имя в разных мирах произносят на разный лад, насмешливо смотрит на Калена, но в глубине зеленых глаз плещется сострадание.

– Не говори ей, – просит юноша.

– Ты выглядишь плохо, – безжалостно констатирует бог. – И приступы уныния случаются все чаще.

– Я не похож на них, – сокрушается Кален. – Что со мной не так, Велес?

Да, у бога много имен, но Кален предпочитает именно это – как и сам бог.

– Сложно сказать, дорогой зять. Ни до тебя, ни после смертный не пробовал Живой воды. Кто знает, как она влияет на слабое человеческое тело и дух.

Некоторое время они молчат, каждый о своем. Солнце закатывается за горизонт, уступая ненадежному сумеречному свету. Наконец Кален поднимает голову и произносит, будто очнувшись:

– Я принес новости от Уллы.

– Внимаю, – Велес отрывает взгляд от воды и смотрит на собеседника.

– Новости не то чтобы плохие. Но и не очень хорошие, – тон юноши возвращается к безразличному звучанию, словно вспышка чувства минутами ранее отобрала последние силы. – Отголоски той истории, когда один из волчат Уллы подвел ее. Девушка с драккара Фригг, которую он обратил, все еще жива и во власти Перуна. Я хотел сказать… у твоего брата порой стали получаться разумные волки.

– Он разгадал секрет обращения? – обеспокоенно спрашивает Велес.

– Нет, – Кален отрицательно качает головой. – Чаще всего у него случаются, как и у нас бывало в первые годы, такие же неконтролируемые монстры, как и сама эта девочка. Но порой его эксперименты выпадают на полнолуние, и тогда от безумного создания получаются разумные волки.

– Это любопытно, – замечает Велес. – Но небезопасно. Мой брат не совсем идиот, может и догадаться.

– К счастью для нас, – продолжает Кален, – Старый бог не совсем добросовестно ведет записи их экспериментов. Так что, думаю, волноваться сильно не стоит. Вряд ли громовержец отследит закономерность.

– Что-то еще? – спрашивает бог скорее по привычке, чем из настоящего любопытства.

– Драккар Фригг, что перегрызла та девочка в момент обращения, наконец полностью восстановил популяцию, – вспоминает Кален. – И Улла все сильнее лютует, чтобы волки никоим образом не пересекались с людьми Мидгарда. Пора бы ей уже успокоиться.

– Как она… справляется? – осторожно интересуется Велес.

– Почти триста лет прошло, – на лице Калена мелькает приглушенное удивление. – Думаю, она просто осторожна. Вряд ли помнит историю с погибшим волчонком.

– О, – невесело усмехается Велес. – Ты просто не слишком хорошо знаешь Уллу. Память у нее крепкая.

– Хм-м. Конечно, она была привязана к мальчику – все же воспитывала его как сына. Но, возможно, гораздо сильнее ее