Но этого не произошло. Он не пришел. Она прислушивалась ко всем звукам, надеясь, но он не пришел.

Она тщательно сторонилась бунгало, выбирала окольный путь в деревню, чтобы не столкнуться с Беллой, или, еще хуже, с ним и Беллой вместе. Тем более странно было увидеть его однажды утром в окно. Она встала с кресла, улыбаясь и стараясь вести себя, как добрая соседка, а не как брошенная любовница.

— Как дела? — спросил он после обязательного поцелуя в обе щеки.

— Хорошо. А твои? — спросила она, затаив дыхание.

— Хорошо.

Он не выглядел так, как будто у него все в порядке, но и по ней нельзя было этого сказать.

— Хотел сказать тебе, что уезжаю завтра. Через несколько недель у меня поездка.

— Прекрасно, — сказала она неловко. — Понимаю, это очень важно для тебя. Надеюсь, что все пройдет удачно.

Она не могла представить, что он будет там делать, где будет жить, с чем столкнется. Она почувствовала, что была далека от него, его прошлого и, к сожалению, от его будущего тоже. И она поняла, что это больше не ее дело.

— Извини, — начал он, глядя на свои ботинки. — Мне жаль, что ничего не получилось. Искренне.

Она почти заплакала. Она уже не верила, что у нее еще остались слезы. Он пришел и сказал, что не получилось. Она превратилась в бывшую — это было просто немного уважения перед тем, как стать забытой.

— Мне тоже, — согласилась она тихо.

— С тобой все в порядке?

— Да, — выдохнула она.

Это был дурацкий вопрос. Что она могла ответить? Что она напивалась каждый вечер, чтобы уснуть, что она не могла готовить, не могла есть, что она не могла работать, что даже хотела бросить все и уехать в Лондон?

— А ты?

— Неплохо, — сказал он, нахмурившись.

Неплохо. Это слово ужалило. Значит, ему было лучше, чем ей. Он просыпался рядом с теплым телом и ему не приходилось обедать и ужинать в одиночестве.

— Ладно, мне надо собираться, — он уходил, и ее охватила паника.

Она хотела, чтобы он обнял ее, сказал, что это было ошибкой и он любил только ее. Но реальность отказывалась играть в ее пьесе, и Лия увидела, как он направился к калитке.

— Бен, — окликнула она, догоняя. — Береги себя. Будь осторожен.

Она обняла его за шею и притянула к себе, вдыхая его запах, вспоминая его тело, наслаждаясь знакомым теплом.

— Конечно, буду, — тихо сказал он, обнимая ее.

Казалось, у него на глазах готовы были показаться слезы.

Он отвернулся, и Лия поняла, что никогда не была уверена, дорожил ли он ею. Когда он исчез в саду, Лия постаралась вспомнить, почему так получилось и могла ли она что-то сделать, чтобы сохранить их отношения. Неужели это была ее вина? Ответа не было, только вопросы. Ей хотелось побежать за ним, закричать, устроить сцену, но она знала, что не сделает этого. У нее было нечто, что ни Белла, ни Бен не смогли забрать у нее.

Достоинство.

Однажды утром, когда Лия сидела на террасе с чаем клубника и шиповник, появилась Пичс с большим коричневым конвертом.

— Прислали для вас, дорогая, — сказала она.

Лия подумала, что это могло быть от Бена, и вскочила взять конверт, но штемпель Лондона и знакомый почерк остудил ее волнение.

— Это от моей подруги Джулии, — сказала она тоскливо. — Она обещала прислать вырезки из воскресного приложения.

Она открыла конверт, и оттуда посыпались кусочки бумаги с яркими великолепными средиземноморскими рецептами, пробовать которые у нее больше не было ни сил, ни желания.

— Какая она внимательная, — Пичс присела. — Так помогает.

— Не знаю, — вздохнула Лия без интереса. — Я начинаю думать, что это пустая трата времени.

— Нет, Амелия! — Пичс редко называла ее полным именем, и это казалось предостережением. — Как вы можете так говорить?

— Могу, — у Лии не было даже сил доказывать.

У нее вообще не было сил. Она просто сидела и хотела, чтобы ее оставили в покое.

— Амелия, — начала Пичс твердо. — Я знаю, вам трудно сейчас, вы думаете, что вас предали и обидели. Но вы не можете бросить книгу. Не должны.

— Пичс, у меня ничего нет. Даже контракта нет, и не думаю, что Джулия что-то сделает, если она не будет уверена, что книга получится. Но мне все равно. Я не смогу. Надо признать, я никто. Я не эксперт в кулинарии или садоводстве, не писательница. Кто, к чертовой матери, я?

— Вы женщина, которую обидели, и теперь чувствуете жалость к себе, — сказала Пичс мягко. — Это нормально, но только до определенного предела. А потом вы должны собраться. Была же у вас жизнь и до него, помните?

— Помню, — Лия улыбнулась, стараясь не заплакать опять.

Пичс знала о них с Беном, но не подавала вида. И теперь — странно, но было естественно говорить с ней о Бене, как если бы это никогда не держалось в секрете.

— Была целеустремленная женщина, Лия Скотт, у которой была хорошая идея, — продолжала Пичс. — И у нее был энтузиазм. И не говорите мне, что теперь эта женщина превратилась в испуганную девочку, и все из-за мужчины.

— Извините, Пичс, но у меня нет настроения.

— Конечно, дорогая. Вы в темноте, в одиночестве, и не видите выхода. И пока вы там, вы не догадываетесь, что темнота бывает темнее и одиночество более одиноким. Бывают гораздо более тяжелые ситуации, но люди переживают их. Сидеть одной и жаловаться — не самый лучший способ.

— Знаю, Пичс, — воскликнула Лия. — Я пробовала работать, но не могу. Пробовала читать, но не могу сконцентрироваться. Пробовала готовить, но не смогла очистить даже зубчик чеснока. Теперь я пробую метод погружения. Если я окунусь в эту боль надолго, мне это надоест. И это будет то, что мне надо.

— У вас уже так было? Помните, как вам было плохо? И что вы сейчас думаете о тех мужчинах, которые разбивали вам сердце? Могу поспорить, вы уже забыли о них. Так и это пройдет.

— Так никогда не было. У меня всегда были мужчины, но всегда я бросала их.

— Интересно, — Пичс погрузилась в размышления. — Значит, вам надо было испытать это.

— Спасибо, но от этого мне не легче.

— Потому что вы не подготовлены. Все проходят через такой опыт. К вам это пришло поздно, поэтому оказалось таким ударом. Но большинство людей к вашему возрасту переживают две или три таких истории. Поверьте, бывает хуже. Вы только начинаете жить, — она засмеялась, и Лии стало интересно, что же такое пережила Пичс.

— Я знаю, я избалована. Мы виделись так много, что трудно поверить, что его нет. Это как смерть, или хуже, потому что он ушел, и ушел к другой женщине.