снегом. Жалко, что Морозов забыл предупредить об особенностях жилья, которое мы ищем. Сэкономили бы кучу времени…

Обледеневшая дверь моему напору поддаётся крайне неохотно. Изрядно попинав её ногами, я с трудом сдвигаю препятствие на несколько сантиметров и нетерпеливо протискиваюсь внутрь боком.

В лицо ударяет слегка заплесневелый запах давно нежилого помещения.

Я поднимаю руку повыше, и фонарный луч выхватывает из темноты отдельные части довольно просторного, но очень скудно обставленного помещения.

Грубо сколоченный деревянный стол, длинный и широкий, предназначен человек на десять минимум. По обе стороны от него стоят тяжёлые монолитные лавки без спинок. Всю противоположную стену занимают деревянные полки с какой-то туристической хозяйственной утварью. В дальнем углу беспорядочной грудой свалена куча походных ковриков-пенок, относительно чистых и не очень вперемешку.

Я подхожу ближе к полкам с жадным интересом. И чуть ли не подпрыгиваю от возбуждения при виде связки простых восковых свечей. Рядом с ними гостеприимно лежит абсолютно новая нераспакованная пачка сухих добротных спичек.

Кто бы их тут не оставил — спасибо ему!

Немедленно водружаю одну из свечей на стол, воткнув в грубую железную кружку, и зажигаю. Драгоценный огонек, крохотный и горячий, мгновенно разгоняет тьму.

Пару мгновений я смотрю на него с чуть ли не молитвенным благоговением… а потом опрометью бросаюсь обратно. В стужу и снежное «болото».

Надо как можно скорее привести сюда Морозова! И разморозить его наконец, пока не стало слишком поздно.

Глава 30. Разморозить Морозова

Морозов ждёт меня там же, где я его видела в последний раз. Под кривоватой горной сосной.

Только он уже не стоит, а сидит, прислонившись спиной к дереву и плотно закутавшись в куртку. Капюшон надвинут на низко склоненную голову, руки сплетены на груди в попытке сохранить тепло…

Издалека даже кажется, что он спит.

Запыхавшись от спешки, я наконец останавливаюсь прямо перед ним. На душе как-то неспокойно. Очередной приступ гипертревожности?

Набираю воздуха в грудь и хочу выдавить банальнейшую шутку — мол, не спи, замерзнешь… и вдруг с упавшим сердцем замечаю, что Морозов действительно в отключке. И абсолютно не реагирует на моё появление.

Мои худшие опасения превратились в новый кошмар наяву.

— Матвей! — я падаю рядом на колени и панически трясу его за окоченевшие, будто бы каменные плечи. — Матвей, очнись! Не спи, ну пожалуйста… тебе нельзя сейчас спать!

Ноль реакции.

Морозов едва дышит в своём полуобморочном забытье. И память встревоженно подкидывает напоминание, как легко и незаметно вот такой сон замерзшего человека может превратиться в вечный. Необратимо смертельный.

И как теперь быть?

Сколько времени займёт, чтобы протащить массивное мужское тело волоком через мою вязкую борозду посреди сугробов? И способна ли я в своём обессиленном состоянии на это вообще?!

В полном отчаянии я смотрю в спокойное мужественное лицо Морозова с веером густых тёмных ресниц на закрытых веках. От налёта серебристого инея на его бровях кажется, что они вдруг выцвели, как у альбиноса. Вдобавок к имеющейся у него на висках седине…

Нет, если он прямо сейчас не проснётся, то я, наверное, и сама поседею.

— Просыпайся! — с новой силой принимаюсь трясти его бесчувственное тело, а затем неожиданно для себя отвешиваю ему звонкую пощечину. — Вставай, герой хренов!!! Тебя последний подвиг заждался!

… и с огромным облегчением вижу — подействовало.

Вздрогнув, Морозов то ли гневно, то ли раздражённо морщится. А из его плотно сжатых бледных губ вырывается невнятный стон, который звучит для меня сейчас приятнейшей музыкой.

— Что за… — густые ресницы с заиндевелыми кончиками приподнимаются, открывая синие глаза. Мутные и расфокусированные, как у пьяного. Или как у человека, который просто адски устал. — Ника… ты чего тут… буянишь…

— Вставай! — выдыхаю я и добавляю дрожащим голосом: — Я нашла твой туристический домик! Ты в курсе, что это землянка вообще? Хоть бы предупредил, что крыша у нее в высоту от горшка в три вершка!

— Забыл, — Морозов трясёт головой, сбрасывал опасную сонливость, и медленно выпрямляется. — Веди меня, звезда моя…

У меня вырывается истерический смешок.

— Теперь я ещё и звезда?

— Ага. Путеводная…

Вместе мы кое-как добираемся до снежной ямы с дверью, поддерживая друг друга, словно два инвалида. И внутрь даже не входим, а вваливаемся вместе с кусками налипшего на нас льда и снега. Крохотный огонёк оставленной мной свечи всё так же горит на столе, дружелюбно и трепетно. Жаль, что обогреть весь домик целиком он не способен.

Я с трудом закрываю дверь и в изнеможении приваливаюсь к ней спиной. Что делать дальше, понятия не имею…

Зато Морозов, похоже, даже в своем не вполне адекватном состоянии готов раздавать приказы.

— Там, за подсобкой, выход в пристройку с баней, — хрипло сообщает он и, пошатываясь, останавливается возле груды ковриков-пенок. — Только не знаю, как там с дровами. Сейчас…

— Посмотрим! — я устремляюсь в указанном направлении даже раньше, чем он успевает договорить. Слишком уж опасаюсь, что с ним что-нибудь случится там впотьмах в таком состоянии.

Подсобная дверь видна только вблизи, очень уж в землянке сумрачно. Особенно в том углу, где она находится. Фонарик уже почти совсем разрядился, и я задерживаюсь, чтобы расставить по дороге ещё несколько зажженных свечей в граненых стаканах.

В их мягком освещении наше убежище приобретает неожиданно романтический флер. Даже грубый стол кажется гораздо привлекательней, чем в прежнем скудном антураже.

…а уж о самом Морозове и говорить нечего, мелькает у меня провокационная мысль, когда я оглядываюсь на его неподвижную высокую фигуру. Романтический герой как есть!

Он смотрит мне вслед, и слух улавливает отзвук его тихой усталой усмешки…

А потом он направляется за мной.

Игра света и тени от свечей на тёмных бревенчатых стенах придаёт маленькой баньке таинственный, почти сказочный вид. Как будто находишься в мрачном домике Бабы Яги на куриных ножках. И даже пар от теплого дыхания в холодном воздухе помещения кажется сюрреальным туманом.

Минут пять мы вместе обследуем все углы в поисках драгоценного топлива. Но нигде не находим ни полена, ни палочки, ни веточки. Но Морозов всё равно и не думает унывать.

— Так я и думал. Дров здесь нет… — говорит он и тяжело приваливается к закопченой стене. А потом указывает на высоченную колонну каких-то странных кирпичей. — Но зато есть топливные брикеты. Прессованное дерево… Хм, умно. И эффективно.

— Мы сможем ими прогреть дом, если откроем внутрь дверь из бани? — с надеждой спрашиваю я.

— Сможем. Температура в любом случае повысится, — голос Морозова почему-то кажется мне не совсем внятным, как будто у него язык заплетается. —