– Да, – я тоже выдавила из себя улыбку, – конечно, она беспокоится.

Пока я поднималась по лестнице, меня трясло от злости. Герда стала несносной. Ее обуяла идея, что я слишком привязалась к Камилле, и она без конца напоминала мне, что успех приходит не сразу и я сорву свой приз, если буду терпеливой. Я подчинилась ей во всем: устроилась на работу, ходила на прослушивания, брала уроки вокала и актерского мастерства, ушла из дому. Но чувствовала себя так, будто поменяла одну мать на другую. Этого я не оценила.

У меня между лодыжек свернулся калачиком Оскар, Фанни сердито смотрела на нас с постели, и наша уютная комнатка показалась мне невыносимой. В тесном пространстве эхом звучали слова герра Хельда.

Трюк состоит в том, чтобы заставить их поверить в вашу искренность, когда ее нет и в помине.

Я раскрошила кошкам залежалую сосиску, вычистила их ящик и встала с сигаретой у окна, глядя в прорезанную светом фонарей темноту и прислушиваясь к электрическому клекоту проходящего трамвая, гомону голосов и звону посуды, доносившимся из ресторанчика за углом.

Комната погрузилась во мрак, повисла тишина. Кошки спрятались под кровать, будто почувствовали мою тяжелую задумчивость.

– Хватит, – вслух прошептала я. – С меня хватит.

Я пыталась делать все по правилам Герды. Но вместо воздаяния сегодня получила урок: оказывается, мне необходимо то, отсутствие чего вроде бы не составляло проблемы. Время, проведенное в постели с Райцем, и неуклюжие веймарские юнцы – не в счет. Мимолетные интрижки не давали вдохновения. Но был один человек, который мог мне помочь, причем находился он в этом самом пансионе, и плевать, если Герда узнает и распустит кулаки.

Избегая мыслей о подруге и ее возможной реакции, я спустилась по лестнице и постучала в дверь Камиллы. Может, я и припозднилась, но для нее все равно было рано. Если у Камиллы сегодня выходной, как у меня, она дома – готовится к ночным увеселениям.

Прошло несколько минут. Я постучала еще раз и уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг дверь распахнулась. На пороге стояла Камилла. Она была в черном пеньюаре, таком прозрачном, что сквозь него просвечивало ее длинное стройное тело.

– Марлен? У тебя что, снова заклинило замок и ты не можешь попасть к себе?

Несмотря на недостаток одежды, угловатое лицо Камиллы уже было накрашено, губы выглядели как алые порезы, а глаза утопали в глубокой тени и хищно сверкали в своем искусственном совершенстве.

– Нет… Я… я просто подумала…

Голос мой замер от нервного напряжения. На миг я увидела себя ее глазами – неловкая, усталая от бесконечных метаний, какая-то пришибленная и явно на грани отчаяния.

– Да?

Камилла положила ладонь высоко на бедро, демонстрируя покрытые лаком ногти. Как и Жоли, она их отращивала, и я всегда удивлялась, как ей удается сохранить их, когда приходится все время держать в руках сценарии и поправлять эти ужасные костюмы в ревю. У меня ногти были тупые и крошащиеся. Все мои попытки отрастить их заканчивались катастрофой: я то обламывала ноготь, зацепляясь за блестки на платье, то приклеивала к головному убору, пытаясь вернуть на место вечно выпадавшие из него перья.

– Ты подумала?.. – повторила она, ожидая продолжения.

– Нельзя ли мне пойти сегодня с тобой, – выдала я.

Рот Камиллы слегка растянулся, приоткрыв зубы.

– Какой сюрприз, – сказала она немного погодя. – А Герда звонила сегодня? Она может взбеситься. Кажется, эти ее выездные задания становятся постоянным явлением. Тем не менее она собирается покровительствовать тебе издалека?

Камилла могла быть злой. Под робкой наружностью скрывались всегда обнаженные клыки.

– Она звонила, – ответила я. – Но какое это имеет значение? У меня сегодня свободный вечер и…

На этот раз я смолкла намеренно. Объяснения были излишними, Камилла сама все понимала. Кроме того, я не собиралась доставлять ей удовольствие признанием в том, что оказалась в тупике. Как она и говорила, пришло мое время вставать на колени. Только я не хотела объявлять об этом во всеуслышание.

– Значит, вот как теперь обстоят дела? – сказала Камилла и отступила назад, давая мне возможность войти. – Выпей чего-нибудь. Или нюхни, если тебе это больше по вкусу. У меня вдоволь и того и другого.

Ее комната выглядела так, будто по ней пронесся ураган: всюду валялись платья вперемешку с грязными чулками и боа из перьев, смятые шляпы громоздились косыми стопками рядом с переполненными пепельницами и грязными тарелками, а пол был усыпан, будто мертвыми мотыльками, затоптанными театральными программками. У меня руки зачесались сделать уборку. Как она может жить в таком свинарнике?

Сомнение кольнуло меня, когда я увидела на низком столике складное зеркальце, на потускневшей поверхности которого белели следы порошка. Герда пришла бы в ярость: она презирала наркотики, а для Камиллы кокаин с алкоголем был излюбленной смесью. Мы с Гердой обе слышали, как она вваливалась в пансион после ночного дебоша, бормоча что-то бессвязное, будила весь дом и заставляла бедную Труде помогать ей улечься в постель. На следующий день, когда мы встречали ее, она неизменно заявляла, что ничего не помнит. Возможно, так и было, учитывая, сколько она в себя вкачивала. Будучи свидетельницей эпических выходок Камиллы, я поняла, что такие краткосрочные удовольствия дают слишком много отрицательных последствий.

Камилла склонилась над зеркальцем, готовясь вдохнуть порошок. Моргая слезящимися глазами и запрокинув голову, чтобы не испортить макияж, она медленно произнесла:

– Ты собиралась пойти со мной в этой одежде?

Я посмотрела на свое платье в цветочек:

– Нет. Я надеялась, ты мне поможешь… Мне… мне нужно изучить новую роль. Я играю проститутку и… – Я развела руками.

Камилла вгляделась в меня, зрачки у нее расширились от кокаина.

– Не думаю, Liebling, что здесь есть что-нибудь подходящее для тебя. Ты теперь такая крепенькая.

Крепенькая? Я посмотрела на нее в недоумении. Только недавно я снова морила себя голодом, чтобы быть похожей на Людмилу. Но потом вспомнила пирожные со сливками: я покупала их тайком, приносила домой, спрятав под пальто, и жадно поглощала у себя в комнате. А еще куски домашнего шоколадного кекса, которые вместе с молоком для кошек давала Труде и настаивала, что я должна их съесть, чтобы у меня были силы.

– Ничего нет? Среди всего этого? – указала я на груды лежавшей вокруг одежды.

– Поищи сама, – пожала плечами Камилла. – Если что-нибудь понравится, примерь. Я сейчас вернусь.

Встав со стула, она прошла сквозь завесу из разноцветных бусин, отделявшую гостиную от не менее захламленной спальни.

Пока она переодевалась, предоставив мне возможность разглядывать ее подтянутое тело, на котором не было ни унции лишнего веса, я порылась в кучах одежды и откопала зеленую шелковую блузку и юбку с длинным разрезом. Чувствуя направленный на меня сквозь бусы взгляд Камиллы, которая ловко натягивала платьице из черной газовой ткани, с виду бесформенное, но сидевшее на ней как вторая кожа, я сняла свое и надела блузку и юбку. Застегнуть на талии мне удалось лишь одну из двух пуговиц юбки. Как вообще в нее мог поместиться кто-нибудь, кроме ребенка? Но тут я вспомнила про лисий воротник, который одолжила мне Жоли для походов на прослушивания. Я могу накинуть его на плечи, а болтающийся хвост прикреплю брошью к поясу и так прикрою просвет между пуговицей и…