«Силуэт» на Ноллендорфплац славился тем, что там обслуживали самых отпетых выродков в Берлине. Герда презирала это место, хотя ноги ее там ни разу не было. Однако мы все слышали о нем от Камиллы, которая с упоением вещала о роскошной обстановке: о входившем в моду безумном американском джазе, об открытом употреблении опиума и о серпантине труб воздушной почты, что вились по стенам и удовлетворяли любые запросы клиентов, доставляя им все – от пакетиков с кокаином до записок с предложениями, которые было опасно передавать по установленным в нишах телефонам. Герда, ничего этого не видевшая, считала кабаре «Силуэт» одним из худших, вонючей дырой, где собираются дегенераты и на почасовой основе предлагаются всякие непотребства.

Дородный вышибала сдерживал очередь, напиравшую на залитый неоновым светом вход. С видом повелителя он делал знаки тем людям в толпе, которых считал достойными войти. Камиллу он, судя по всему, знал, потому что стоило нам протиснуться к нему, как он по-волчьи оскалился и, окинув меня похотливым взглядом, сказал:

– А это что за прелестная киска?

– Подруга, – ответила Камилла. – Не будь скотиной. Она девственница.

– Это ненадолго, – загоготал детина и, отодвинув кожаную занавеску, пропустил нас к гардеробу.

Камилла бросила свой зонтик и меховую горжетку милой девушке за стойкой. Ее косы, свернутые петлями, были подвязаны большими бантами, а одета она была в широкую юбку в складку, напомнившую мне форму, которую я носила в Шёнеберге. Она дала Камилле номерок… И вдруг я поняла, что это вовсе не милая девушка, а очень симпатичный молодой человек.

Он подмигнул мне, взмахнув перламутровыми ресницами:

– Что-нибудь сдадите, Liebchen?

– Нет. – Помада будто запеклась у меня на губах. – Ничего. Danke.

– Развлекайтесь, – сказал паренек и стал вешать горжетку Камиллы, показав нам свою строгую юбку сзади: она оказалась настолько короткой, что из-под нее выглядывали голые ягодицы.

– Ты видела его ресницы? – шепнула я Камилле, пока мы спускались по лестнице, увешанной плакатами. – Они унизаны шариками из туши. Ты не знаешь, долго это делается?

– Несколько часов, – ответила Камилла, вытаскивая из маленькой сумочки сигарету и вправляя ее в черный мундштук. – Леди живут исключительно ради вечера. Если они не превращаются в красавиц к заходу солнца, то вообще не выходят из дому.

Леди, которые на поверку оказываются мальчиками. Это был новый мир, и я жаждала влиться в него, как только мы вошли в кабаре, где воздух пульсировал едкой наркотической сладостью. Над головами у нас, как огромные глазные яблоки, вращались зеркальные шары. Они улавливали и преломляли лучи света, в которых змеились струи дыма.

Мое сердце забилось чаще. Наконец-то я здесь, на одной с Людмилой арене. Однако о своей героине я думала меньше, чем о тех историях, которые пленяли меня в Веймаре, о разрыве с прошлым ради будущего. Только в данном случае новое было скандальным, непредсказуемым – сказочная игровая площадка, где все оказывалось на самом деле не таким, каким выглядело. Я поняла, что мне все время не хватало этого – мира без правил, в котором я могла бы стать любой.

Кабаре было под завязку заполнено людьми. Публика теснилась у бара, компании сидели за черно-белыми столиками перед сценой, украшенной гирляндами из дешевой рождественской мишуры. Выступал приземистый человечек в кособоком рыжем парике: гнусавил блудливые песенки, ставшие чрезвычайно популярными благодаря звезде кафе «Мегаломания» Розе Валетти. Я слышала ее записи, в них игриво воспевалась утонченность женской чувственности в противовес нетерпеливому натиску мужчины.

Камилла провела меня мимо столиков, улыбаясь направо и налево всем, кто окликал ее по имени. Пока мы петляли по залу, я поймала на себе взгляд шикарного мужчины в белом смокинге. Он сидел один за столиком и наблюдал за нами. Мне показалось, что Камилла тоже его заметила: она пронзительно посмотрела в его сторону и тут же демонстративно отвернулась, при этом ускорив шаг.

– Идем, – коротко сказала она. – Мои друзья должны быть где-то здесь.

Одетая в вечерний мужской костюм, я чувствовала себя одновременно невидимой и вызывающе броской. Я хотела добавить походке развязности, но вместо этого засеменила мимо группы едва сдерживающих хохот юнцов в коротких пеньюарах, клетчатых носках и девичьих панталонах с оборками. Один из них улыбнулся мне и приподнял полу халатика, под которым наблюдались явные признаки эрекции. Это меня шокировало – и развеселило, особенно когда он засунул руку в свои штанишки, вытащил из них фаллоимитатор и стал его лизать, как ребенок леденец. Я не смогла удержаться от смеха, который вызвала, с одной стороны, неуклюжая похотливость этого юнца, а с другой – мысль о том, что сказала бы мама, о ее ужасе при виде того, какое убожество могло находить пристанище в гавани ее великой нации воскресных визитов и Генделя. Несмотря на мой восторг всем происходящим, я начала жалеть, что не сообщила Камилле истинную причину своего желания выйти в свет. «Силуэт», вероятно, был клубом для гомосексуалистов, где для меня было столь же нереально найти испытывающего желание мужчину, сколь и доступно иное…

Я вдруг замерла. Мы добрались до места, где находились частные кабинки. Усыпанные блестками занавесы на прогибающихся карнизах были либо задвинуты, отгораживая сидевших внутри от тех, кто снаружи, либо распахнуты. За ними открывался вид на встроенные мягкие диваны вокруг столиков, на которых между стаканами и бутылками темнели телефонные аппараты с тонкими, как веретено, подставками для трубок. Тут собралась впечатляющая компания мужчин в хорошо подогнанных по фигуре пиджаках, шелковых жилетах и брюках. Закинув одну ногу на другую, они жестикулировали, демонстрируя скрепленные запонками манжеты рубашек. Я подумала, что они тоже, должно быть, гомосексуалисты, пока не пригляделась повнимательнее. Тогда мне стало ясно, что не все они мужчины. Среди них были и женщины в мужских нарядах, некоторые в смокингах, как у меня. И когда одна из них встретилась со мной наглым подстрекательским взглядом, мне все стало ясно.

Камилла одела меня так специально. Она думала, что я лесбиянка и хочу выйти куда-нибудь в город, чтобы изменить Герде. Конечно, она не совсем неправильно прочла мое намерение.

Женщина указала на меня скрюченным пальцем. На ней был костюм угольного цвета с белым галстуком. Иссиня-черные гладкие волосы зачесаны назад от бровей, а щеки затемнены гримом, имитирующим бороду.

– Просто обожаю джентльменов с моноклями, – промурлыкала она. – Это так по-королевски.

Ее приятельницы захихикали и похлопали по пустому месту на диване, показывая, что зовут меня присоединиться к ним. Я обернулась и увидела, что Камилла направляется к другой кабинке.

– Не стесняйтесь, – обратилась ко мне та женщина, поднимаясь. – Идите сюда, герр Монокль. Неужели вам не хочется узнать, позволю ли я вам взять меня сзади?