хорошая. Ты ее какой-нибудь подружке подари.

В голосе Шьямали зазвучали просящие нотки:

— Я бы хотела стать твоей подружкой, Ратти!

Ратти покачала головой. Сказала сухо:

— У меня нет подруг.

И, заметив во взгляде Шьямали разочарование и обиду, отрезала категорически:

— Сказала ведь — не нужно мне! Спрячь свою косынку в ранец.

— Возьми, Ратти! Ну пожалуйста!

— Я сама тебе ничего не дарила, с чего это я буду от тебя подарки брать?

Глаза Шьямали наполнились слезами.

— Ну и не бери, пожалуйста! Не надо!..

Ей захотелось хорошенько отплатить Ратти за это.

— Правду, значит, девочки говорят… Поганая ты, вот что!

Ратти хорошим пинком далеко отшвырнула ранец Шьямали.

— Зачем же в подруги лезешь, если я поганая? Зачем тогда платок притащила?

Теперь уже Шьямали глядела на Ратти с подчеркнутым пренебрежением — того и гляди, в лицо плюнет.

— А я нарочно! Захотелось над тобой посмеяться — и все!

Ратти стояла молча, уставившись в лицо Шьямали дикими от ярости глазами. Та, не зная, что еще сказать, презрительно скривила губы:

— Тебя после этой жалобы из школы выгонят, увидишь!..

Ратти шагнула вперед. Плохо соображая, что делает, размахнулась и влепила Шьямали хлесткую пощечину. Еще… Еще… Потом спокойно подняла свой ранец и пошла к воротам. У самых ворот, услышав громкие всхлипывания Шьямали, повернула обратно.

Шьямали подбирала рассыпавшиеся по земле книжки и тетради. По ее щекам катились крупные слезы. Остановившись возле нее, Ратти с неожиданной мягкостью в голосе спросила:

— Скажи правду, Шьямали… Ты мне зачем платок принесла?

— Ты… Ты мне нравишься, вот почему, — сдавленным голосом ответила Шьямали. И тут же поспешно добавила: — Но теперь я с тобой никогда разговаривать не буду. Никогда!

Ратти расхохоталась.

— Ладно, ладно!.. И не разговаривай!.. Подумаешь — очень нужно!

Шьямали вдруг поглядела на Ратти со жгучей ненавистью:

— У-у, ты… Девочек бьешь, а с мальчишками конфеты ешь! Платье перед ними задираешь!

Смех Ратти оборвался внезапно — словно она на полном ходу налетела на какое-то препятствие. У нее заболело в груди. Задыхаясь, прошипела:

— А ну-ка, еще скажи! Ну-ка, повтори!..

Шьямали не испугалась угрозы:

— Скажу! Тысячу раз скажу! Ты — скверная девчонка! Дрянь! У тебя на повязке набедренной кровь видели!..

Ратти как будто и не слышала — только глядела не отрываясь. Ее руки медленно опустились на плечи Шьямали, сдавили их — крепче, сильней…

— Оставь, Ратти! Пусти меня, слышишь!

Руки Ратти чуть дрогнули, и Шьямали, от внезапного толчка отлетев в сторону, шлепнулась навзничь. Ратти даже не оглянулась — словно не слышала раздавшихся у нее за спиной захлебывающихся рыданий.

Дошла до самых ворот и только тут почувствовала, что слезы, копившиеся где-то там, внутри, проливаются сейчас из глаз крупным дождем.

Диппи… Адджу… Пикку… Шьямали… Все, ну прямо все!

Кое-как успокоилась. Утерла слезы и, чтобы подбодрить себя, сказала вслух:

— Ничего! Всех их по одному переловлю и отлуплю каждого!

С книжкой в руках Ратти уселась в стороне от столпившихся неподалеку одноклассниц.

В воздухе плыл веселый, нестройный гул. Звонкие голоса — мальчишечьи, девчоночьи… Раскаты неудержимого смеха…

Раз или два Ратти украдкой бросала в толпу ищущий взгляд, пытаясь найти — хоть где-нибудь — дружеский отклик, но неизменно натыкалась на ту же непроницаемую стену презрительной враждебности. Со вздохом опустила глаза, склонилась к раскрытой на коленях книге.

В общем гомоне, среди пронзительного, визгливого хохота вдруг вырвалось, ударило в уши одно имя — ее имя.

— Пусть ее сидит… Она ведь так и будет сидеть одна.

— Почему? Мы ей не нравимся?

— Конечно! Ей больше мальчики по душе.

Кто-то вмешался в разговор — словно, метко прицелясь, камень швырнул:

— Еще бы! Того, что ей надо, у девочек нет!

— Ш-ш, тише!

Ратти захлопнула книгу. Почувствовала в горле знакомый саднящий зуд и сразу поняла: опять начинается старая история!.. Подняла глаза, внимательным жестким взглядом окинула пеструю девчоночью толпу и, снова раскрыв книгу, принялась лихорадочно перелистывать страницы.

— За нашим сараем одна семья живет, так вот их старший парень…

Острый, как серп, язычок Тары, казалось, резал книгу в руках Ратти на мелкие кусочки.

— …Он однажды вечером Ратти видел — знаете где? Позади церкви!

Желавшая узнать все подробности Шьямали обняла Тару, с любопытством склонила голову ей на плечо. К ним тут же присоединились еще четыре девочки. Пять черных головок — словно пять лепестков черного лотоса. А над ними шестая — как капюшон древней кобры.

Книга выпала из рук Ратти. Она встала, чувствуя, как при одном взгляде на сгрудившуюся вокруг Тары кучку девчонок ей словно жарким огнем жжет подошвы. Быстрыми шагами подошла к Таре. Девчонки сразу замолчали, искоса бросая на Ратти насмешливые взгляды. Как будто нащупывая дорогу в кромешной тьме, Ратти сказала сдавленным, хриплым голосом:

— Я ведь про вас никогда ничего не говорила…

По лицу ее хлестнул чей-то безымянный взгляд.

— Ишь ведь, еще и совести хватает говорить такое! Да все другие девочки не такие бесстыжие, как ты!

У Ратти зачесались ладони. Неудержимо захотелось сгрести их всех за волосы и хорошенько стукнуть лбами о толстые стволы горных сосен.

Смеясь, подошли брат Тоши Трилоки и его приятель Паши.

Паши, осклабившись, окликнул Ратти:

— Эй, ты не голодная? Могу накормить! — И с нахальной усмешкой поправил шорты.

Ворота, запиравшие где-то там, внутри, какой-то шлюз, вдруг исчезли, сломались, и кровь хлынула по жилам Ратти бешеным потоком. Подскочив к Паши, она вцепилась ему в горло и одним броском швырнула на землю. Нанося удар за ударом, Ратти колотила его так, будто это был не мальчишка, а каменная глыба, которую непременно надо было разбить. В каждый удар она вкладывала всю свою ненависть. Все отвращение.

Голова и лицо Паши были разбиты в кровь, когда Трилоки, напрягая все силы, кое-как сумел оттащить Ратти от своего приятеля.

Ратти обвела детей налитыми кровью глазами и спокойно, резко отчеканивая каждое слово, сказала:

— Еще раз кто так скажет — задушу на месте.

Лицо Паши было забрызгано грязью и кровью. Кто-то уже пытался мокрой тряпкой стереть кровь. Паши открыл было глаза, но, увидев пред собой Ратти, в страхе зажмурился.

— Паши! — Голос Ратти звучал сурово, жестко, но в нем не было враждебности.

Из глаз Паши текли крупные слезы.

Ратти наклонилась к нему, дотронулась пальцем до его лба:

— Тебя сегодня нельзя было не отлупить, слышишь?

И снова, окинув взглядом пестреющую разноцветными пятнами толпу безмолвно стоящих вокруг мальчишек и девчонок, прибавила:

— Грозить никому не буду, а только запомните: если ко мне кто пристанет, я этого так не оставлю!.. Понятно?

Повернулась и пошла было прочь, но вдруг остановилась и несколько минут стояла неподвижно, словно предоставляя желающим возможность отомстить за Паши. Никто