Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Асад-бхаи, вы знаете, что иногда чувствует девочка, когда надевает новое платье?
Асад будто не слышал ее, только глядел ей в лицо не отрываясь. Потом наклонился к ней и крепко поцеловал.
Ратти тихо засмеялась и в радостном самозабвении закинула руки ему на плечи:
— Асад-бхаи! Это было… ну совсем как новое платье!
И вот уже Ратти приникла к окну медленно взбирающегося вверх вагончика. Калка[19] осталась позади.
Перед глазами проплывают маленькие станции, цепи гор, висящие над пропастью горбатые мосты… Ослепительно сияют в синем небе молочно-белые комочки облаков. Впереди, на зеленеющих склонах, алеют побеги дрока.
Сперва — Джатог. Потом — длинный туннель у Саммер-хилла. Потом, наконец, Симла…
Вокзал. Нескончаемо длинный подъем к дому. На повороте глянула на дом дяди Хана. Если постучаться, если открыть ворота…
Нет, сейчас нельзя — рано. Надо выждать хоть несколько часов. Она войдет в этот дом, увидит тетю, дядю Хана и… Асада. Асад-бхаи!.. А потом — чай в комнате дяди Хана. Он устраивает его там регулярно, каждый раз, когда она приезжает в Симлу.
Ратти просто не терпелось попасть туда.
Старательно вытерла мокрой губкой лицо и руки. Расчесала волосы. Тщательно заплела косу и, ласково усмехаясь, вплела в косу новую, цветастую ленту.
«Как ни приеду, каждый раз какие-то перемены… Ну а на этот раз…»
Мать, заметив, что Ратти улыбается сама себе, спросила:
— Ты чего смеешься? Вспомнила что-нибудь?..
Ратти, выглянув в окно, залилась беззаботным, счастливым смехом:
— Мамочка, пойми, мы же в Симле!..
…Дом дяди Хана. Ратти осторожно отворила ворота. Прошла на веранду. Из дому — ни шороха, ни звука. Постучала в стекло — никакого ответа. Постучала еще раз и вдруг замерла в изумлении: на дверях висел большой замок! Обойдя дом, Ратти вышла на задний двор. Громко позвала:
— Эй, Гафур-миян[20]!..
Через четверть часа только в растворившемся окошке показалось морщинистое лицо старика слуги:
— Салам, госпожа!..
— Салам, дедушка! Где же у вас люди все? Уехали куда-нибудь?
— Что ж и сказать-то тебе, госпожа?.. — Гафур-миян вдруг закашлялся. — Вам, стало быть, и весточки не было?..
— Да говори же ты скорей, дедушка!
Голос Гафур-мияна срывался почти на каждом слове:
— Двадцать и один день… больным пролежал… Потом уж… Прямо к звездам… Ушел…
Затаив дыхание, Ратти спросила тихо:
— Да ты о ком говоришь-то? Из глаз Гафура закапали слезы.
— Так ведь о ком же еще, владычица?.. Про сахиба молодого… Только и лет-то было ему, а уж возлюбил его аллах!
Ратти не произнесла ни звука. Тусклым взором обвела двор, поглядела на запертые двери, на мокрые глаза старого Гафура. Медленно проговорила:
— Затвори ворота, Гафур-миян.
И повернулась к старику спиной.
Прошло шесть месяцев, и настало время возвращаться в долину. Был уже назначен срок отъезда. Пока укладывали вещи да пересчитывали багаж, до этого срока остался всего один день.
Стоя на веранде, Ратти долго глядела на дом дяди Хана. Дом стоял одиноко и печально. Тетя никогда теперь не выходит посидеть возле дома у ворот. Дядя Хан ни с кем не говорит.
Ратти глянула на пышные золотистые облака, сгрудившиеся у вершин, и почувствовала вдруг, будто невесть откуда взявшийся ураган вдохнул ей в душу решимость и силу. Накинув на плечи шаль, быстро спустилась вниз.
— Схожу повидаюсь с тетей…
Мать удивленно взглянула на нее.
— Сейчас? Но ты, надеюсь, к ужину-то вернешься? Мы тогда подождем…
Ратти покачала головой:
— Нет, там и поужинаю.
Глаза матери широко раскрылись:
— Как это там? В такие дни оставаться там на ужин просто неудобно! Это ведь…
Ратти одним взглядом заставила ее замолчать.
— Все удобно, мама.
Постояла минутку, как бы раздумывая о чем-то, потом повернулась и решительным шагом вышла из дома.
И пока шла до поворота, поняла: в этот день кончилось ее детство. Умерло — еще раз.
Ратти долго стояла и ждала у ворот. Наконец ее заметил старый садовник:
— Заходи, заходи, доченька! Сахиб дома…
Взошла на веранду, украдкой заглянула в окна комнат. Все по-прежнему, все на своих местах… Робко, на цыпочках, подошла к дверям дядиной комнаты и остановилась на пороге — не идут дальше ноги, нет!..
Осторожно приподняла штору, взглянула. Дядя Хан неподвижно лежал на постели. В руках у него была газета, но глаза не отрываясь смотрели в потолок. Он, казалось, и не видел даже, есть ли кто еще в комнате, стоит ли кто-нибудь возле его постели…
Шепотом окликнула:
— Дядя!..
— Войди, дочка.
Ратти почувствовала, что не может заставить себя переступить порог этой обители горя — будто кто ноги связал.
Дядя Хан снова позвал ее тихим, ласковым голосом:
— Входи, входи, доченька… Сядь, милая, здесь.
— Дядя, почему вы не написали нам в Дели? Я бы знала тогда, что Асад-бхаи… Что Асада не будет сейчас в Симле…
Дядя Хан глядел на Ратти так, будто видел на ее месте своего сына. Протянув руку, взял за плечо, усадил на стул. Прерывающимся голосом сказал:
— Доченька, слишком часто вспоминать тех, кто покинул нас, бывает очень мучительно…
Ратти смотрела в лицо дяди Хана невидящим взглядом — не моргнув глазом, не шевельнув бровью. На лице старика проступили вдруг знакомые черты — черты Асада. С плачем она приникла к нему:
— Дядя, я ведь не вспоминаю Асада… Он… Он просто все время рядом стоит… Все время, каждую минуту… Как прежде…
Дядя Хан ласково погладил Ратти по голове, успокаивающим тоном сказал:
— Думать все время о тех, кому не суждено вернуться, звать их — значит беспокоить понапрасну их души, дочка…
Ратти проплакала весь вечер. Плакала и плакала… Слезы лились беспрестанно — словно где-то в горах прорвало на озере плотину.
На следующий день уезжали. Когда шли на станцию, мать и отец задержались на повороте:
— Надо бы Хана-сахиба повидать… Пойдем с нами, Ратти…
— Я уже там была вчера, мама.
И, не оглядываясь, стала спускаться вниз.
* * *
Джагат Дхар, отворив дверь, в недоумении отступил на шаг:
— Ратти!.. В такое время?!
Ратти сделала вид, что не замечает отчетливо прозвучавшего в голосе Джагата недовольства, и, стоя на пороге, как ни в чем не бывало весело защебетала:
— Ты дома? А я, знаешь, уселась читать — и не могу: все время перед глазами вот эта твоя комната мельтешит!.. Взяла и пошла к тебе…
Джагат Дхар бросил на дверь озабоченно-пугливый взгляд и нерешительно сказал:
— Но… ведь мы, по-моему, не договаривались, что ты придешь сегодня, Ратти?..
Ратти недовольно пожала плечами, потом рассмеялась:
— Что с тобой? Ты так выражаешься, будто я твое имущество воровать явилась! Ты что, действительно очень