бубнил я про себя, медленно вышагивая взад и вперёд в маленьком коридорчике за сценой. А в это время там, под огнём театральных софитов агитбригада «Фреза» исполняла песню «Мой адрес — Советский союз». Зал, который вместил в себя старшеклассников и заводскую молодёжь, был полон. И надо отдать должное ребята не только пели, но и сами играли на трёх электрогитарах и одной ударной установке. А вот на синтезатор денежных средств, которые выделил профсоюзом, скорее всего, не хватило.

— Дорогие товарищи, друзья, поддержите команду, — пробормотал я вслух. — «Металлист» быстрей, чем свист.

И вдруг в этот коридорчик вбежал какой-то смутно знакомый паренёк. Пиджак на этом парне неряшливо расстегнулся, оттопыренные уши чуть-чуть покраснели, а ещё от него веяло морозом и небольшим алкогольным перегаром. «Выскочил на улицу, освежился, выпил, теперь не может найти дорогу в зрительный зал», — подумал я, и хотел было объяснить «потеряшке» куда идти, куда поворачивать, как вдруг он просипел:

— Вот ты-то мне и нужен.

— Слушай, давай после концерта перетрём, — буркнул я. — Некогда пока.

— Чё испугался? — криво усмехнулся этот неизвестный мне самоубийца. — Значит, слушай сюда. Вику оставь в покое. Она моя. Понял меня?

— Не понял, — улыбнулся я. — Ты кто, чудо в перьях?

— Щас поймёшь, — пообещал паренёк и словно кот прыгнул на меня, растопырив пальцы рук.

Я, конечно, увернулся, нормально сработали боевые рефлексы. Однако этот чудик всё же ухватил меня за рубаху. И когда он, потеряв равновесие, грохнулся на пол, то в его руке оказался большущий клок белой свадебной рубашки Леши Боговика, которую я поклялся беречь как зеницу ока.

— Ты что наделал, дурик? — процедил я сквозь зубы, стараясь унять злость, ведь покалечить парня, который сейчас валялся под моими ногами, было проще простого.

— А ты меня ударь, как следует, — захихикал он. — Не можешь, хи-хи? Посадят, хи-хи. Вика моя, понял?

— Если человек идиот, то это надолго, — рыкнул я и резко схватил мерзавца за ухо, до которого было проще всего дотянуться.

— Ыыыы, — застонал этот недоделанный Отелло.

— Не разобрал слов пощады, — прошипел я и ещё сильнее сжал бедный орган слуха и потянул его вверх.

— Про-про прости, про-про прости, — затараторил он, поднявшись на ноги, вслед за ухом.

— Это уже другой разговор, — улыбнулся я и, отпустив ушную раковину, отвесил смачного пинка под зад негодяю, который так же стремительно выбежал из коридорчика, как и появился.

Однако морального удовлетворения эта стычка мне не принесла. И теперь я стоял с порванной рубахой, напрочь позабыв слова, которые через полчаса должен был произнести перед почтеннейшей публикой. «Спокойно, Иван, спокойно, — пробормотал я про себя. — Только спокойствие, сейчас что-нибудь придумаю, ибо безвыходных ситуаций не бывает. Бывают только ситуации, из которых нет выхода».

* * *

На концерте агитбригады Надя Лебедева откровенно скучала. Ей, как учителю словесности, как большой почитательнице Толстого и Достоевского, любительские сценки, которые разыгрывали ребята и девчата в белых рубашках, казались глупыми и наивными, а песни виделись вычурно фальшивыми и наигранными. И вообще сегодня как никогда хотелось бросить эту школу и уехать домой. Во-первых, она впервые за несколько месяцев совместного проживания из-за какого-то пустяка поссорилась со своей соседкой по комнате Викой Беляевой. Во-вторых, ей всё здесь надоело. И в-третьих, она кажется влюбилась.

«И что Иван нашёл в этой вертихвостке? — подумала Надежда, покосившись на Викторию, которая сидела через четыре ряда и беззаботно улыбалась. — Подумаешь красавица? У неё ведь в голове одна пустота: ни ума, ни фантазии. А ещё наш нелепый физрук Данила Петрович за ней бегает, а она им вертит, как заблагорассудится. Кстати, куда он подевался? Был ведь где-то здесь в начале представления».

Надя покрутила головой, и вдруг в зале раздался громкий хохот, потому что на сцену вышел очень странный Дед Мороз. Одетый в типичный красно-белый тулуп актёр имел стандартную бороду из ваты и стандартный накладной красный нос. Однако на голове Деда Мороза красовалась хоккейная каска, а в руках вместо посоха сжималась хоккейная клюшка. «Иван?» — опешила Надя.

— Ооо, понимаешь ли, — необычно скрипучим голосом крякнул Иван Тафгаев, — летел сегодня из Нью-Йорка, значит, в Таганрог. В этот, туда. На этих, которые с рогами. Ну как их, понимаешь ли? Козлы? Нет, не козлы. Другие какие-то были животные, понимаешь ли.

— Бараны! — крикнул кто-то из зала, перекрикивая всеобщий гогот.

— Молодец, возьми с полки леденец, — моментально ответил Иван. — Так чтааа, я здесь всего на пару минут, фокус, понимаешь ли, покажу и обратно рвану в Геленджик, то есть в эту в Гренландию. Там сейчас хорошо, холодно.

— У нас тоже холодно! — гаркнул кто-то ещё.

— Значит, сядь на пенёк и съешь пирожок, — ответил Иван Тафгаев, переодетый в пьяного Деда Мороза. — А теперь давайте все вместе позовём Снегурочку, понимаешь ли. Сне-гу-ро-чка! Сне-гу-ро-чка!

— Снегурочка! Снегурочка! — заорал весь зал местного ДК.

И на сцену выпорхнула блондинка с длинными ногами, которая вынесла обычное эмалированное ведро. Увидев блондинку, Надя бросила короткий взгляд на Вику и к своему удовольствию заметила, что её бывшая подруга по несчастью, скорчила такое лицо, как будто проглотила кислую дольку лимона. «Теперь я посмотрю, что ты запоешь?» — мстительно усмехнулась Надежда.

* * *

Идея переодеться Дедом Морозом посетила меня можно сказать спонтанно. И мне очень повезло, что в костюмерной нашёлся подходящий наряд. Творческий коллектив ДК как раз готовился к детским новогодним ёлкам и буквально вчера закончил шить тулуп и сделал шикарную искусственную белую бороду. А вот до шапки руки костюмеров пока не дошли. Поэтому напялив тулуп, который скрыл рваную рубашку, и, натянув хоккейную каску, я подумал, что так нелепо Дед Мороз может выглядеть только с сильнейшего бодуна. Следовательно, на сцене мне сами собой пришли в голову интонации и повадки первого президента России Бориса Ельцина, который будет управлять огромной страной в состоянии постоянного алкогольного перевозбуждения.

«Осталось только ляпнуть, что я устал, я ухожу», — подумалось мне, когда Наташа Сусанина грациозно вынесла эмалированное ведро. Кстати, этому фокусу, которым планировалось удивить зрителей, я научился в посёлке Вая. Именно там длинными, тоскливыми вечерами я развлекался тем, что забрасывал хоккейные шайбы в обычное алюминиевое ведро.

Сначала мне долго не удавалось поддеть шайбу клюшкой так, чтоб она полетела с навесом, словно баскетбольный мяч.