— Забирайте сынка! — рассмеялсятаксист.

В аэропорт мы приехали, когда уже началасьрегистрация. Я увидела обеспокоенного Тина, стоящего в очереди у стойки, ипомахала ему рукой. Он заулыбался, но, когда я подошла, начал выговаривать мнеза опоздание.

— С друзьями до утра засиделась! —пояснила я. — Но ведь успела!

— Я отвечаю за тебя, — сердитоответил он.

— Да все в порядке! — улыбнулась я,глядя в его зеленые раскосые глаза. — Повидался с родителями?

— У них все благополучно, — сказалон и погрозил мне пальцем. — А ты не переводи разговор на другую тему! Всамолете буду пытать, как ты провела вчерашний день! А потом все доложу Владу!

— Да я и сама ему все по телефонурасскажу! — засмеялась я. — Тайн никаких нет!

Мы прилетели во Внуково около полудня, хотяпокинули Благовещенск в десять утра.

Восемь часов в самолете и разница во временидавали о себе знать. Я чувствовала себя уставшей, а Тин, наоборот, выгляделбодрым. Несмотря на то что на календаре значилось начало декабря, на улице былоаномально тепло. Как только мы вышли из здания аэропорта и направились кстоянке такси, пошел самый настоящий дождь. Тин начал отряхиваться. Он был вмодной замшевой куртке светло-бежевого цвета, украшенной неизменным лисьимхвостом. Его сморщенный нос и недовольный вид вызвали у меня улыбку. Всегдазабавляло, что Тин придавал такое значение раскрученным брендам. Но он был лисво всем и любил покрасоваться на публике в стильной одежде.

— Чего ты плетешься? — раздраженноспросил он и потащил меня за руку к свободному такси. — Дождь усиливается!А у меня куртка светлая!

— Да ничего с ней не случится! —засмеялась я.

— Ага! Дожди-то тут наверняканебезобидные! Мегаполис, не забывай! — ответил он.

Мы сели в такси. Я назвала адрес квартиры, вкоторой жили братья, когда бывали здесь.

— Хочешь сразу туда? — озабоченноспросил Тин.

— Конечно! — удивилась я. — Аты куда сейчас?

— Ну, я, как обычно, в гостиницеостановлюсь, — задумчиво проговорил он. — Или в квартиру поехать?Только там наверняка полное запустение! И в холодильнике давно «мышь повесилась»!Тина не заботится о пропитании. Она привыкла по ресторанам.

— Твоя сестра по-прежнему ведет свободныйобраз жизни? — уточнила я.

— А чего ей! — пожал онплечами. — Веселится. Иногда я думаю, что по сути своей она скореебабочка. Порхает себе с цветка на цветок…

— Хочешь сказать: с одного поклонника надругого? — не удержалась я от колкого замечания.

Тин стал серьезным. Он сам, несмотря на то чтобыл оборотнем, очень любил учиться и получал уже второе высшее образование.Правда, на этот раз решил выбрать заочную форму обучения, чтобы быть болеесвободным в своих передвижениях. А Тин являлся весьма активным молодымчеловеком, страстным до жизни, любопытным ко всему, и буквально не мог усидетьна месте. Хотя я подозревала, что сейчас свобода ему нужна исключительно из-залюбви к Велеславе. Он последнее время довольно часто стал бывать в селенииславов.

— Знаешь, ты скоро сама ощутишь,насколько люди падки на оборотней, — на ухо сказал он мне. — А моясестрица обожает кружить головы.

Я вспомнила Женю, вздохнула и не ответила.

— Но вообще я думал, ты сразу направишьсяк Грегу и Ладе, — сказал он. — Насколько я понимаю, дело не терпитотлагательства.

— Ох, не терпит! — быстро ответилая. — А ведь Злата…

Я глянула на затылок таксиста и замолчала.

— Я просто хотела привести себя впорядок, передохнуть, перекусить, а потом уже звонить Грегу, — после паузысказала я.

— Перекусить — хорошая идея! — тутже оживился он.

— Давай так! Ты поедешь вместе со мной,возле дома мы купим что-нибудь, курицу-гриль или пиццу, и поедим, —предложила я.

Он облизнулся и закивал.

Квартира находилась неподалеку от метро«Добрынинская». Хорошо, что дождя здесь не было, сыпалась какая-то морось, номы даже не обратили на нее внимания. Тин подхватил мою сумку и быстро двинулсяв сторону палаток возле метро. Его нос так забавно двигался, что я с трудомсдерживала смех, хотя голод ощущала сильный. Тин явно шел на запах жаренойкурицы. Он даже и спрашивать меня не стал, купил две и попросил завернуть их внесколько слоев лаваша. Прихватив по пути пару батонов хлеба, большой кусоксыра и три литровых пакета молока, он двинулся в сторону дома. Я едва поспевалаза ним.

Как только мы очутились в квартире, Тин бросилсумки на пол и ринулся на кухню. Я услышала, как он шуршит фольгой, улыбнуласьи сняла куртку. Но запах курицы ударил в нос, я ощутила, что сейчас упаду вобморок от голода, и бросилась на кухню. Тин уже развернул фольгу, налил молоков кружки. Мы молча уселись за стол и накинулись на еду. Когда первый голод былутолен, мы уже не так рьяно поглощали мясо, лаваш и молоко и моглиразговаривать.

— А это правда, что такой сильный голодвозникает из-за того, что мы не охотимся на дичь? — поинтересовалась я,облизывая жирные пальцы.

— Правда! — ответил Тин, дожевываяпрожаренную куриную кожу. — Только теплая кровь и пока еще полное энергиимясо убитого животного дает насыщение.

— А ты охотился?

— А как же! — засмеялся он. — Яже лис с рождения! У меня мама лиса, я тебе говорил!

— Да, помню, — закивала я. —Человеку трудно устоять перед очарованием оборотня.

— Ты просто не представляешь, какованатура лисиц! — ответил он. — Моя сестрица полностью перенялаобольстительность и притягательность от мамы. Ни один мужчина не может устоятьперед ее красотой.

— Но ведь твоя мама, насколько я знаю, вдолгом браке с твоим отцом, — заметила я.

— Это да! — подтвердил Тин. —Лисицы таковы, что когда влюбляются по-настоящему, то из гулен превращаются вверных и заботливых жен. Эта же участь ждет и мою сестру. Но пока она порхаетпо жизни и развлекается вовсю.

— А тебя угораздило влюбиться врысь, — тихо проговорила я.

Но Тин не ответил. Он явно поскучнел. Мнестало неудобно за свою бестактность, и я вернулась к теме охоты.

— Я ни разу не загоняла дичь, —торопливо сказала я. — И вообще не представляю, как это.

— Подожди! — усмехнулся Тин. —Это еще в тебе проснется. Но сразу хочу предупредить…

Он замолчал, словно раздумывал, стоит лиговорить дальше. Я подождала, выпила стакан молока. Тин сидел неподвижно снедовольным видом.

— Ты чего? — удивилась я. — И очем ты хотел меня предупредить?

— Курица все-таки… дрянная, — сказалон. — Это тебе не свежатина!