— На конюшне будешь. Подальше от меня. Подальше от дома этого. Вон пошла. Убирайся… Вооон! Пока я тебя не отправил на костер.

Он сдержал свое слово. Герцог Ламберт был на редкость честным человеком, хотя в отношении того человек ли он я не была уверена с самой первой встречи. И за время своего пребывания в замке поняла, что в этом были не уверены и другие. То, как они все смотрели на него, как склоняли головы едва он появлялся и не осмеливались поднять на него взгляд. Стоило Моргану заговорить и смолкали все голоса, воцарялась тишина, как будто они боялись… смертельно его боялись. В свой первый день на конюшне я поняла, что это далеко не самое худшее, что могло со мной произойти и в какой-то мере находиться подальше от герцога и его бешеного нрава намного лучше, чем мозолить ему глаза, пребывая в замке. И все же внутри саднило этим едким разочарованием, этим пониманием, что меня намеренно унижают и тыкают лицом в грязь, чтоб я и в самом деле ощутила себя полным ничтожеством… И пусть я не Элизабет Блэр… но Моргану Ламберту удалось пробудить во мне это ощущение собственной никчемности, как и невыносимое влечение которому нет ни единого объяснения, кроме одинаковой внешности с моим мужем.

Работе меня учил пожилой конюх Шварц. Он напоминал мне гнома Ворчуна. Не потому что был мал ростом, а скорее выражением лица, большим носом-картошкой с сизыми венами на кончике. Его глаза слегка косили и очень маленькие круглые очки придавали вытянутому лицу еще больше забавности. Седые волосы щеткой торчали из-под великоватой потрёпанной шляпы, похожей на колпак, а башмаки с чуть загнутыми носками дополняли образ, как и хромота на одну ногу. Я бы назвала его безобразным, если бы не его уважительное отношение и какое-то внутреннее благородство. Я думала, что этому миру оно совершенно чуждо. Шварцу помогал молодой парнишка Оливер. Не знаю сколько ему лет, но он моложе меня самой… точнее моложе Элизабет, а меня и подавно. Огромного роста, похожий скорее на гориллу, а не на человека, светло-соломенную гориллу под два метра ростом, обросшую мышцами, с широченными запястьями, бычьей шеей и тяжелой поступью. Его квадратное лицо, с тяжелым подбородком было очень добродушным, а светло-голубые глаза светились каким-то внутренним огнем, не подвластным пониманию. Едва он меня увидел, как его покрытые юношеским пухом щеки, покрылись румянцем.

— Что уставился? Иди займись Ураганом, он вчера колючку загнал в ногу.

Парень беспрекословно послушался и тут же ушел в соседнее стойло.

Рядом с лошадьми Шварц преображался, его неопределенного цвета глазки начинали светиться и гореть ярким пламенем, он со страстью и азартом рассказывал мне о каждом питомце, описывал какими болезнями они переболели, сколько им лет и когда и у кого день рождения. Каким образом попали к герцогу и кем были их родители. Миша обожал лошадей, мы часто ездили на ипподром, и он научил меня верховой езде. Конечно, я не была в этом профессионалом, но влезть в седло могла.

— Вы не бойтесь их, они все чувствуют и понимают. Дадите слабину и затопчут. Лошади очень гордые и сильные животные, но они готовы склонить голову перед человеком если посчитают его достойным.

Он подводил меня к каждому стойлу и описывал характер животного.

— Важно знать о них все. Каждая деталь сыграет на руку. Их надо любить. Если нет любви, то к любому животному лучше не приближаться. Первое время я буду заходить вместе с вами они должны к вам привыкнуть иначе не подпустят.

— Почему вы говорите со мной на «вы», сэр Шварц?

— Я не сэр, я просто Шварц. У меня нет знатной фамилии и нет имени. А вы… вы леди. Ваши руки… ваши движения, ваша кожа.

Я усмехнулась и взглянула на серую лошадку, рассматривающую меня издалека бархатными глазами. Не могу сказать, что я прониклась к лошадям любовью изначально, но они мне нравились.

— Разве леди убирают навоз и работают на конюшне?

— В жизни всякое случается. Человек может попасть в любую ситуацию. Ваше происхождение видно не в том, что вы делаете… поверьте старому Шварцу. Он много чего в своей жизни перевидал. А иногда с конюшни до трона рукой подать…

— Как и обратно.

— Верно. Как и обратно.

— А Оливер он…

— Оливер сирота. Сэр Ламберт купил его в цирке… Точнее выкупил. Оли работает на подсобных работах то в кузнице, то на кухне, то здесь. Хороший парень, добрый. Немного не в себе, правда, но это ему не мешает выполнять все мои поручения и поручения герцога.

— Что значит не в себе?

Оливер как раз посмотрел на меня с соседнего стойла и его широковатый рот растянулся в улыбке.

— Не в себе это значит не в себе.

С дальнего края раздалось фыркание и злобное ржание.

— А там кто?

— Там? — конюх снова оживился и я увидела этот блеск азарта в его глазах, азарта и восхищения, — Ооо, там новое приобретение хозяина. Самое настоящее исчадие ада по имени Азазель. Хитрая и вредная тварь.

Хромой прошел вперед и остановился напротив стойла, я прошла следом за ним и увидела высокого стройного жеребца ослепительно белого цвета с ярко-голубыми глазами.

— Насколько он красив, настолько же коварен и опасен. Убил паренька, который приходил его кормить вчера утром. Подождал пока тот подойдет сзади и ударил копытом в грудь, а потом затоптал насмерть. Его так и не смогли объездить. Все закончилось весьма плачевно. Кормим зверюку, пододвигая корыто палкой, а то норовит и руку откусить. Вам к нему подходить не надо. Я сам с ним управлюсь.

Конь был не просто красив, а скорее напоминал волшебное существо из сказки, ему не хватало крыльев и рОга на лбу так он прекрасен. Нежный цвет глаз, светло-серебристая морда, волнистая белая грива и такой же шикарный белоснежный хвост.

— Он невероятно красив…

— О да, он невероятно красив. Хозяин привез его из последней поездки на север. Купил у барона Кельхе известного разводчика самых великолепных скакунов. Но… видимо Азазель все же бракованный. Он не поддается дрессировке. Если так продолжится и дальше — хозяин его прирежет.

Неделю я училась ухаживать за лошадьми, входила в стойло вместе с Шварцем, знакомилась, приносила еду. Первое время сильно боялась, потом страх начал уходить. Особенно с самой нежной кобылой по имени Рысь. Ее так прозвали за невероятный пятнистый окрас. Она встречала меня радостным ржанием и тыкалась мордой мне в шею, в волосы, шевелила губами, словно целуя и в ответ я целовала ее так же нежно.

Иногда рассказывала ей как прошел мой день. Хотя особо и нечего было рассказывать. С конюшни я видела сад и подъездную дорожку к центральному входу. Видела, как Морган уезжает на своем каштановом жеребце и как возвращается поздно вечером… Иногда не один. И нет это не всегда его невеста. Я не знала, что именно испытываю, когда вижу этих женщин… Досада смешивалась со злостью, а еще со злорадством, что его Агнес не единственная. У таких, как герцог не бывает единственных… А была ли я единственной у Миши? Или просто не замечала очевидного?