Поднялся в полный рост и показался мне огромным, заполнившим собой всю темницу. Тень расползлась позади герцога по освещенной принесенным факелом стене, и я готова была поклясться, что вижу там рога и хвост:

— Чарльз, освободи мою оллу, отдай ее в распоряжение Молли и прикажи, чтоб ее привели ко мне вечером в покои. — снова посмотрел на меня, — выполнять обещания. Настало время держать слово.

Когда я вышла из подвала оказалось, что сейчас день и весь двор затянут сероватой дымкой тумана. Плотным облаком нависнувшим над замком. Словно хлопья ваты, хаотично разорванной и разбросанной в воздухе, шевелящейся как живая субстанция, обволакивая стволы деревьев и окутывая фундаменты зданий, путаясь под ногами у лошадей. Никогда не видела такого явления природы.

Меня вели по мостовой в сторону правого крыла замка, и никто не обращал внимание на стражу и на женщину со связанными руками. Крестьяне сновали взад и вперед, где-то орали петухи, истошно завопил кот в подворотне, с разливистым смехом кубарем прокатились мимо ног ободранные мальчишки.

— Даниэлла, молочко свежее? Марфу свою, когда доила?

— Все свежее. Иди бери соседка. Даниэлла молочница только свежеее все везет. И сорочек попробуй. И сметанки.

— Наливай молочка своего, блинов сегодня напеку перед свадьбой Владыки нашего, помолюсь, чтоб Господь сыночка им послал… Ты… глянь… молоко-то серое… порченное молоко у тебя, Даниэлла!

— Ой!..Ой-ой-ой…, - послышалось причитание издалека, — Люди добрые, вы это видели? Все молоко скисло! Пузырится в бидонах! Что ж это делается? Что за напасть и зло лютое?

— Дык может жарко. Не причитай…

— Та где ж жарко с утра изморозь была?! Что ж делать-то теперь?

Меня провели мимо женщин. Одна с телегой с бидонами стала посереди дороги, а вторая с кувшином рядом с ней расположилась, накрахмаленный фартук хрустит, когда она двигается и я этот хруст слышу так отчетливо, оглушительно громко.

— Не к добру это, слышь? Не к добру! Последний раз, когда все молоко в городе скисло сама знаешь, что случилось….

— Не стращай! И так боязно! Но ведьму ведь сожгли совсем недавно… может успела чего испортить?

— Неееет. Живая она. Рядом ходит раз молоко киснет… это только начало напастей.

Господи, какие дурацкие суеверия. Да мало ли чего молоко скиснуть могло. Может коровы сена не свежего съели или болезнь у них какая-то. А может и правда жарко было ночью.

— Там, где горе они селятся… питаться приходят человеческой болью. Беде быть… ой беде.

— Прекрати истерику! Помолись сходи, исповедуйся. Поди в жбан свой грязи линула вот и скисло молоко. Не баламуть, Даниэлла. Людей переполошишь почем зря! Вечером подоишь Марфу свою.

Я на них не смотрела. Страшно стало, что глаза мои увидят, а я не знаю какого они сейчас цвета. А люди эти неадекватные могут меня во всем обвинить. Я бы не удивилась.

В замке меня встретила Молли и молча, как всегда, провела в мои покои. Мне и самой с ней говорить не хотелось. Хватило ее презрительно сморщенного носа, когда она мои вещи забирала и отдавала распоряжение принести чан с водой.

Потом я долго терла свое тело мочалкой, намыливая его снова и снова пытаясь отмыть мерзкий запах темницы и крысиного дерьма.

Снаружи все еще доносились какие-то крики и возня. Я опять вспомнила бледные лица женщин их дикий ужас перед собственными суеверными мыслями и от чего-то стало не по себе. Накатило гнетущее ощущение, что она права. Та молочница. И в скором времени произойдет нечто очень и очень нехорошее.

Змея на моем запястье прокрутилась пару раз по руке и уставилась на меня зелёными глазами.

— Что смотришь тварь? Я найду способ от тебя избавиться.

Змея дёрнулась и проползла вверх ближе к сгибу локтя. Она опасна для меня… она что-то во мне сдерживает. Я ощущаю эту волну горячей энергии и волнение ползучей гадины.

На спинке единственного стула меня ждала монашеская ряса и головной убор. Я так и представила себе лицо герцога, когда он отдавал приказ одеть меня именно в эту одежду. На столе четки и маленький томик священного писания. Как издевательство над всем, что было свято для Элизабет Блэр. Но не для меня. Хотя, даже какая-то часть меня возмутилась этому откровенному богохульству, этому циничному пренебрежению к вере.

Я думала меня приведут в его спальню, но нет, меня сопроводили в залу для трапез, где герцог восседал за длинным столом и ужинал в сопровождении своих псин, которые, как всегда примостились у его ног.

Когда я вошла в залу, он приподнял голову и поприветствовал меня приподняв кубок.

— Я не дождался пока вы освятите мою трапезу и вознесете вместе со мной молитвы. Ваш Бог на меня не обидится? — его развеселили собственные слова, — Впрочем, меня надо бы сжечь живьём прямо сейчас… Ведь я вас позвал далеко не возносить молитвы. Хотя, если вы споете мне псалмы прежде чем ублажить меня вашим маленьким розовым ротиком я так уж и быть осеню себя крестным знамением.

— Вы богохульник. Что за спектакли с ведьмами вы устраиваете если не верите в бога?

— А зачем мне в него верить? Если он где-то и есть, то точно не в моей обители. Я им проклят так же, как и он мной. А насчёт ведьм, — Ламберт откинулся на спинку кресла, отшвырнув вилку на столешницу, — людям нравится выискивать, выслеживать, верить в приметы и казнить тех, кто, по их мнению, виноват в их несчастиях. Если не станет ведьм, то они начнут искать других виновных… И весьма часто таких находят именно на троне.

Как же чудовищно он красив и еще более чудовищно умен. У толпы всегда есть жертва и есть удовлетворенность от смерти этой жертвы.

— Подойдите ко мне, Элизабет.

Я сделала несколько шагов по направлению к столу и увидела, как навострили уши его псы, как зарокотали недовольством.

— Тихо, тихо, мои мальчики. Это всего лишь моя игрушка. Привыкайте к ее запаху. Она будет довольно часто меня развлекать.

Омерзительно порочный мерзавец. И именно в этой мерзости все его мрачное обаяние, за которое хочется его убить… и которое в то же время сводит с ума. Как будто он сам обладает какой-то невозможной силой притяжения вопреки здравому смыслу.

— Ближе подойди.

Я подошла еще ближе и остановилась рядом со столом, Морган отодвинулся, разворачиваясь ко мне, вытягивая длинную ногу вперед и глядя на меня из-под тяжелых век с длинными пушистыми ресницами.

— Помнишь, что ты мне обещала?

Я кивнула.

— Умничка девочка. Я всегда хотел, чтоб какая-нибудь развратная монашка опустилась передо мной на колени и качественно отсосала мой член.

Ты можешь исполнить одну из моих грязных фантазий, Элизабет. Приступай.