Для преодоления этого пробела путём изучения истории, быта населения Антонович вместе со своими товарищами в течение летних каникул постоянно путешествовал пешком по малороссийским и новороссийским губерниям. Главное впечатление от этих странствий, по определению Антоновича состояло в том, что народ «предстал перед нами не в благородном освещении, а таким, какой он есть».

А тут ещё его товарищи и родственники стали готовиться к польскому восстанию. И Володзимеж понял, что ему с ними не по пути. Не только потому, что не верил в победу сепаратистов, но и потому, что его ждала карьера преподавателя и ученого, и тема его исследований лишь частично коррелирует с требованиями его родственников и соплеменников.

Антонович выбирает для себя жизнь южнорусского человека, демонстративно лояльного существующей власти.

Он вместе со своими единомышленниками присоединился к «Украинской громаде», которая тогда нелегально существовала в Киеве. С точки зрения польской шляхты такой шаг был изменой по отношению к ней и переходом на сторону «быдла». Произошёл вызов его на так называемый «благородный суд чести». Однако, явившись на собрание шляхты Бердичевского уезда, к которой он был приписан, Антонович глубоко логическим доказательством опроверг все обвинения против себя и своих товарищей.

«Истинные друзья народа не ломают себе голову над далёким будущим, но если они люди дела и если имеют средства, то стараются о народном просвещении, об улучшении материального быта крестьян, об отыскании лучших средств для достижения той или другой цели; они готовы скорее loo раз сознаться публично, что ошиблись в своих заключениях о той или другой народной потребности, чем навязывать народу то, в чем он не нуждается, или то, чего он не хочет», – писал Антонович.

Тогда иезуиты стали писать доносы в «компетентные органы».

Вместе с другими «хлопоманами» (кружковцами, входивших в «Громаду») на Антоновича «стучали» о том, что он замечен в пропаганде атеизма, антипатриотизме и даже в создании «организации коммунистов для проведения общего восстания украинского крестьянства» Эта клевета со стороны публики, в тайне готовившей реальное вооружённое восстание, вызвала беспокойство полиции.

По приказу Киевского генерал-губернатора князя Иллариона Илларионовича Васильчикова была создана специальная правительственная комиссия для рассмотрения деятельности «хлопоманов». 27 февраля (11 марта) 1861 года Антоновича вызвали на ее заседание для выяснения дела. Этому предшествовал обыск, проведённый в сельском доме, где жила его сестра. Однако, кроме изъятия портрета польского радикала Шимона Конарского в цепях и фотографий студентов в малороссийских костюмах, обыск практически ничего не дал.

Не имея фактических доказательств антиправительственной деятельности кружковцев, следственная комиссия не смогла наложить на «хлопоманов» никаких ощутимых санкций, ограничившись установлением негласного надзора. В первые пять лет этот «хвост» работал достаточно тщательно.

В своих воспоминаниях Антонович говорит о политических делах, за которые его вызвали в жандармерию для дачи показаний. По подсчётам профессора Сергея Светленко в архиве Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора сохраняются 42 доноса польских помещиков на В.Б. Антоновича, а сам он в течение первой половины 1860-х гг. неоднократно допрашивался следственной комиссией по 12 политическим делам.

Однако в отличие от Михаила Драгоманова, Дмитрия Яворницкого и ряда других деятелей украинства, это никак не помешало карьере Владимира Бонифатьевича.

Двойная жизнь статского советника

За все сорок восемь лет работы в 1-й гимназии, университете св. Владимира и на высших женских курсах никто не мог понять в какой своей ипостаси приват-доцент, а затем профессор Антонович был настоящим.

Все киевские генерал-губернаторы – от Николая Анненкова до Владимира Сухомлинова – приглашали его к себе для консультаций. Его труды по изучению малороссийских первоисточников одинаково признавались и сторонниками, и противниками украинства. До сих пор они не потеряли своей научной ценности. Он руководил подготовкой и проведением трёх Археологических съездов в Киеве.

Среди его учеников особо выделяются двое – академики Михаил Грушевский и Дмитрий Багалей.

Учил и их, и десятки других историков Антонович, что время для написания истории Украины не пришло, а надо внимательно изучать источники, создавать целевые исследования и местные исторические своды. Пока был он жив, Багалей этим и занимался, а вот Грушевский стал создавать многотомную «Историю Украины-Руси», которую Владимир Бонифатьевич настойчиво не рекомендовал своим студентам.

Но сам термин «Украина-Русь» Грушевский позаимствовал у учителя. Впервые он появился в труде Антоновича «Киев, его судьба и значение с XIV по XVI столетие (1362–1569)», опубликованном в 1882 году.

Не создал такого капитального труда и его младший сын Дмитрий, видный деятель времён Центральной Рады, Скоропадского и Петлюры. Лишь внук Михаил Дмитриевич подготовил нечто подобное, да и оно было опубликовано в Виннипеге посмертно.

Историк Иван Линниченко писал:

«За ним постоянно и упорно следили, вскрывали его переписку, вызывали его для объяснений куда следует, подсылали к нему ловких агентов, выдававших себя то за ярых украинофилов, то за делегатов Ржонда (польской нелегальной организации. – Ред.). И он жил вечно под страхом репрессий, тяжёлых и обидных объяснений, высылки из обстановки, в которой только и мог работать на пользу той цели, которой он всецело отдался.

И это сделало его крайне скрытным, уклончивым, осторожным в писательстве, личных разговорах и лекциях университетских и публичных, – для последних он, если не мог от них отказаться, выбирал темы самые безобидные, в которых самая придирчивая критика не могла бы найти материала для обвинения в тайных замыслах».

Историк и дипломат Николай Могилянский безапелляционно заявлял:

«Антонович – двуликий Янус, который с кафедры университета проповедовал одно и находился в дружбе даже с Новицким (жандармский полковник. – Ред.), а у себя дома, в кругу избранной молодёжи проповедовал другое: ненависть к России».

Сам же полковник Новицкий на допросе австрийско-подданного студента Невестюка в 1892 г. вёл с ним разговор об Антоновиче, который, мол, играя роль лояльного к власти человека, загребает жар чужими руками, подвергая опасности неопытную молодёжь. Новицкий «доверительно» сообщил студенту, что Антоновичу как поляку в университете не давали стипендии, тогда он перешёл в православие и получил стипендию, а потом устроился на кафедре и стал деканом историко-филологического факультета. На самом деле он не поляк, не украинец и не русский, а достаточно тёмная личность.

Вернувшись в Галицию, Невестюк рассказал все это на страницах коломыйской газеты «Народ» (1893, от 1 сентября).

Линниченко писал об Антоновиче, что «…к нему заезжали с визитом многие очень высокопоставленные особы, до великих князей включительно, и к его скромному домику на углу Кузнечной и Жилянской, подчас к великому изумлению соседей, внезапно подъезжала карета с звездоносцем-генералом, генерал-губернатором или командующим войсками…».

Однажды Новицкий пригласил профессора, как сказали бы в другие времена, «в органы для проведения профилактической беседы» и попросил перечислить