Все. Он срывается… Вот у ЗУшки промежуток есть. Она лупит-лупит-лупит-лупит-лупит, потом несколько секунд перерыв, и все, надо съе*ать. Грубо говоря, 11 человек (или 10 уже тогда). Лежали мы тогда в стопы друг другу носом уткнулись, лишь бы только не зацепило, потому что укрытия никакого не было. На тот момент я себя почувствовал конкретно каким-то душарой, которого зажало, и сейчас просто одна такая блямба прилетит, и п***а.

Один х** оттуда он нас оттуда вытащил, всех по одному. Сейчас только перестает стрелять — сразу рывок конкретный все делайте, и все будет зае*ись. Вот он лежал на самом вверху и на самом незакрытом месте — пик, вершина. Только он стартанул, только перебежал, опять несколько секунд перерыва, и мы все вместе всей ордой и «двухсотым» перемахнули за бугор. И все. Вернулись на свои прежние позиции. Встали, ну и опять расслабон. Помыться, покушать.

Как бы вот это был самый сложный момент для меня, в моем организме, когда я увидел человека… Ну, он же тоже человек, пусть он и противник. Для меня был решающий момент. Ну… смогу — не смогу… смогу — не смогу… Вот это вот состояние, а когда вышел, уже тык, и все закончилось.

И тогда я для себя уже… Грубо говоря, после этого момента я уже утвердился в самом себе. В дальнейших штурмах уже не было такого межевания: стрелять по нему или не стрелять. То есть когда мы в тех троих стреляли, там стрелял не только я. Попадал, не попадал, я не могу сказать. А тут я как бы для себя утвердился, что я смогу.

Как бы и по ним было видно, по глазам, что им конкретно страшно. Потому что у них шары были конкретно… У кого-то и слезы были, но они сами выбрали свою дорогу, а мы — сами. В этой ситуации сложилось так, в дальнейшем у каждого может сложиться совсем по-другому. Для меня на тот момент это был самый запоминающийся штурм. Дальше — да, были штурмы, но дальше я уже с противником так лицом к лицу не виделся.

Конец перемирию (Ливия-2020, Триполи)

— На позиции встали 24 января. Стояли месяц где-то на позициях, до которых дошли пацаны, которые перед нами штурмовали. Якобы перемирие там, все дела. Ну, мы-то понимаем, что перемирия как такового и не будет. Стояли, стояли, потом вроде как все заканчивается, туда-сюда. Ну, перемирие как… С нашей стороны перемирие было, а с их стороны них** и не было. Мы по улице передвигались очень-очень быстро. Нам никому не давали работать, стрельнуть даже в их сторону не давали, а эти е*ашили по нам артой, и пох** им было.

Короче, стояли. Перемирие вроде как заканчивается. Нам говорят: мол, пацаны, ну, командир нам ставит задачу, они должны поехать посмотреть новое направление, откуда мы должны начать штурм. Там стоят ливийцы… Ну и все, командиры поехали, посмотрели, куда должны прибыть. Какой это месяц… Март… А, ну вот, в феврале мы стояли, а в марте начали двигаться, получается. Потому что 18 марта у нас было много потерь. В первый самый штурм было много потерь.

Посмотрели они позиции. Определились… Дают нам команду, что пора перемещаться. Переместились. Просидели мы там ночь. Встали на позиции. День и ночь мы просидели, утром уже должны были идти на штурм. Шел я в составе отделения Пижона. Вот. Лекан был тоже со мной… На тот момент я был просто обычным стрелком.

Выдвинулись… На планшете все было нам рассказано, показано: как мы должны действовать, где примерно находится противник. С этим всем разобрались, одно отделение пошло по одному направлению во главе отделения Рыжего. А мы пошли во главе… У нас был замкомвзвода, этот… как его… Ратник. А я в составе отделения Пижона находился. И как выдвинулись, все.

Утро… Все, дошли до первого рубежа, до первого дома, уткнулись в стену из е*учего песчаника…

Тренировки

— До этого штурма у нас все равно проходили занятия. Мы проводили занятия: по подрыву, как оно вообще будет, сколько пластида нужно на подрыв этой стены. Готовили кувалды, хотя мы потом уже поняли, что можно все послать нах** и брать больше пластида… требовать больше пластида, чтобы нам его давали. Мы потом уже до этого дошли. Но пока находились мы в тот момент, пока готовилось перемирие. Мы все равно делали закладки, готовили подрывы, все равно тренировались…

Мы столкнулись… Допустим, я впервые в жизни столкнулся вот с таким… Пустыня — это пустыня. Все это элементарно и просто: охота, отпад, накат… А тут обход… Думаешь, что можно обход сделать, а с другой стороны, них** ты его не сделаешь. Тут только наступать фронтально на противника. То бишь если бы это было там какое-то определенное здание, чтобы мы знали, что в этом здании и мы можем как-то закружить конкретную карусель и конкретно этот дом зачистить. Но они же тоже не долбое*ы и тоже держат линию, фронт, то бишь оборону свою. Они находятся не в одном доме. Мы не можем действовать, как «Альфа» или кто еще, кто именно зачищает эти здания.

Они знают, что здесь противник в таком-то примерно количестве. Все, они залетели, они знают расположение дома и где какая дверь, где какой подвал. Мы, естественно, этого не знаем. И тут как бы ты понимаешь: них** себе… Ты в ступоре. Только лоб в лоб, все, по-другому никак. Но «в лоб» — это я говорю образно. Есть момент, что ты можешь на метр-два уйти влево, вправо, сделать левее/правее эту дырку. Не обязательно, что ты уперся в здание и прямо по центру делаешь проем, чтобы тебе туда зайти. Через двери вообще старались не заходить.

То бишь с нами было проведено занятие, такое, летучее, но было все равно проведено. Мы понимали, как нам делать подрывы, как нам вообще приблизительно хотя бы действовать. Кому какой сектор держать. Кто держит окна, кто — двери, кто держит подход, кто держит коридор между этими домами, чтобы они не прошли. То бишь большая часть людей, грубо говоря, наверное, я скажу 98 процентов, они вообще понятия не имели, что такое городской бой. Да, есть там, то