по идее, без потерь зайти на высоту, но не всегда это удавалось. Не из-за того что командиры как-то не так что-то делают. Нет. Потому что они тоже люди, тоже хотят жить, и, я говорю, они довольно хорошо пользуются своим вооружением и техникой, что у них имеется в наличии. То бишь их нельзя недооценивать. Но это я уяснил с дальнейшими командировками.

Это был первый штурм в Спортгородке. Мы зашли, закрепились, Трезвый вырвался вперед. Они понесли потери, причем потери такие нормальные понесли. Подбили нам танк.

Вроде откатились, но после того как откатились, стало более-менее ясно, кто где находится. Потому что на тот момент мы сильно не владели информацией, что где, что и как, какая численность… Нам этого не доносили. Может, они не знали сами. Может, просто подтянулись, узнали, что мы будем наступать. Может, кто-то что-то как-то рассказал или увидели откуда-то и скопились на этом рубеже. Но бодались долго. Бодались до самого вечера. То есть уже, грубо говоря, по темноте Трезвый конкретно начал отходить на свой предыдущий рубеж. Тоже на Спортгородке, но там находились домики, поэтому там была возможность закрепиться нормально. Уже по темноте крайних «трехсотых» вывозили на «бардаках»[93]. Это первый бой как таковой.

— А ты чем в этом бою занимался?

— Я просто был стрелком. Я держал свою позицию, и все. От меня только это и требовалось. Мы находились у них в тылу. Мы прикрывали там ребят: постреляем, постреляем, вроде все подзатихнет, пацаны разбредутся. Как таковой прямо задачи никакой не было. И духов я так видел, вдалеке… То бишь дистанция была приличная. Самый близкий к ним был Трезвый, их взвод.

Сковородка[94] (Сирия-2017, Аш-Шаир)

— Дальше тоже командировка. Штурмы были, но там особо рассказывать нечего. Штурмы были, двигались. Потом был у нас такой момент, когда мы уже лицом к лицу с ними встретились. Была у нас задача, была Сковородка такая после Спортгородка. Дошли мы до нее, закрепились, и оттуда мы должны были зайти духам в тыл. То бишь мы не подозревали, что они могут нас штурмовать.

Перед тем как штурмовать Сковородку — по крайней мере укреп так назывался, мы его так называли, — надо было подойти к нему, а там была довольно большая дистанция. То есть у нас господствующих высот не было, с которых мы могли как-то перестреливаться с ними. Пришлось заходить с низины. Но нам повезло.

Они нас увидели, но заходил слева от высоты Вайс. Тоже командир штурмового взвода. Вот. И когда мы подходили к этой высоте, мы должны были пробежать до нее, чтобы поджаться под высоту, чтобы быть наименее видным противника, потому что, чтобы открыть по нам огонь, ему надо было выйти. То бишь покинуть высоту и спуститься к нам.

Подходя под эту высоту, мы уперлись все. Ну, как бы взвод устал. Устал причем хорошо, потому что двигаться ночью с оружием, с БК, все это тащить на себе… И морально все равно всех давит постоянная стрелкотня.

Первый бой тоже. Очко там сжимается неимоверное сильно. Потому что это первый бой все равно. Второй бой — то же самое. Тебе хочется жить, очко сжато, а двигаться надо дальше, потому что… Там не было речи, что задача может быть не выполнена. Да, она могла быть выполнена без тебя, но после этого тебя просто отправят домой, и все. Но и просто стыдно, да и отдыхать тоже не хочется.

И когда поджались, был такой небольшой компаньер, или как он…

— Капонир.

— Ну, без разницы. В него все легли, грубо говоря: одно отделение осталось на прикрытии, наше отделение штурмовало. Расположились в нем, и Конг, командир наш, конкретно придал духу.

Нам тогда было все равно, кто там, что там… Об этом сильно не думаешь. Думаешь, что ты русский, и все, и ты молодец, богатырь, со всем должен справиться, и тут звучит такая речь, на всю пустыню голос: «Рос-си-я, Рос-си-я, Рос-си-я…», и все, пошел бодряк. Все… вот все, нас там было десять или одиннадцать человек, все начинают орать хором, и на этой ноте мы завелись конкретно и уже начали срываться. По одному, перебегая уже под эту гору. И после такой моральной поддержки мысли о том, что все может быть плохо, исчезли.

Угон танка на Сковородке

— Мы забежали на эту гору, штурманули. И, забежав на этот укреп, мы увидели духов. Они отходили. И отходили причем не к себе, туда, в тыл, а уходили почему-то слева-направо перед нами. Дистанция была метров 600–700. Они бежали прямо по хребту, три человека.

Бежали эти три человека, оказывается, к танку. Прибежали они к танку… Завелась техника. Мы услышали… Мы уже находимся на хребте, Вайс уже заходит, все нормально. Находимся на хребте, Конг дает команду: «В укрытие». Ну, мы спустились просто вниз, поднялся дым. Что это вообще было? Потом мы понимаем, что это танк, потому что он выехал, показался. И он от нас уезжал.

Там был я, Пасечник, Башкир, ну, Конг непосредственно и еще кто-то был из парней.

Находясь на спуске этой горы, мы говорим:

— Конг, а как ты думаешь, если мы его догоним, мы его сможем захватить или нет?

— А сколько до него бежать примерно?

— Да че тут, триста метров, казалось бы.

А там сопки: вниз-вверх, вниз-вверх, вниз-вверх… По прямой-то да: на него смотришь — он уезжает. А тут из-за сопки — в сопку, из-за сопки — в сопку. Вверх-вниз.

— Ну и че, давай, Конг, побежим, догоним уже его. Если техника не стреляет, значит, чего-то нет. А танк по любому пригодится.

Ну и он:

— Хрен с вами, пойдем.

Побежали. Вайсу даем команду, что мы за танком. Бежали, бежали, бежали, бежали за этим танком, пешком, вчетвером бежали за танком. Эта история до сих пор в памяти у всех есть. В итоге что… В итоге они все равно бросили танк. Не знаю, по какой причине.

В итоге