— Лиза, ты очень красивая. И я говорю это тебе не потому, что я твоя мать, а потому что так оно и есть. Пользуйся тем, что дала тебе природа.

— Мама, на что ты меня толкаешь?

— Я? Тебя? Ты, кажется, сама побежала к этому мужику, стоило ему пальцем поманить, и теперь ломаешься. Чего ты испугалась?

Я сидела с закрытыми глазами и шмыгала носом. Чего испугалась? Себя. Я не знаю, как нравиться мужчинам. Я не знаю, как поддерживать интерес к себе. Господи, да я не знаю, что делать в постели. Я забыла… И никогда не знала, боясь лишний раз вздохнуть с картонными перегородками в квартире. Он ведь будет сравнивать меня со своей Ульяной… В умении готовить блины уж точно! А в остальном… Ему ничего не стоит взять женщину, которая знает, что ему может понравиться… Да хоть каждую ночь новую! Зачем ему я?

— Мама, ты просто не знаешь, что такое строить отношения, имея ребенка от другого мужчины, — прекратила я разговор по собственной воле. — Спасибо, — это я бросила уже таксисту вместе с деньгами и поспешила в подъезд.

К лифту. Подниматься по лестнице не было сил. У меня тряслись коленки. Точно на допрос иду. Ну почему я так нервничаю? Я ведь ни в чем не виновата…

Я сидела на кухне. Чужой — даже не знаю, как это поняла. Точно рычажок переключили: не знаю, кто: Гриша ли со своими призывами к здравому смыслу, мама — с желанием, чтобы у меня наконец появился мужик, или я сама с пониманием, что у меня нет сил на войну с Кириллом. Откупиться — но откупаться придется не один год. И все эти годы я буду прикована к оформленным на мое имя квадратным метрам. Боже, я, кажется, превратилась в транслятор мыслей ГАВа. Нет, это и мои мысли, просто другого выхода до появления Вербова я не видела. Но и Вербов не выход. А как же дедушка Саша? Родной — это же не только кровь, родная кровь скорее мешает. Порой…

— Александр Юрьевич, — голос дрожал, но я прикусывала язык, чтобы взять себя в руки. — Я просила у Кирилла отсрочку не из-за денег, а чтобы разобраться в личной ситуации, — вертелась я ужом на сковородке, подогретой недоверием бывшего свёкра. — Вы же помните, с чего все началось? С желания Кирилла, чтобы мы уехали. Возможно, мы уедем, но не в Ижевск. Мы будем в городе и будем к вам приходить…

Я замолчала, не в силах больше, как выразился Вербов, форсировать события.

— Но мы всего три месяца знакомы, — я не врала, но все же передергивала факты от полной безысходности. — Мы вместе работаем, — Не буду говорить, что работаю на него. — Он разведен и дочь с матерью живут в другом городе. — Не стану говорить: в другой стране. — Они с Любой нравятся друг другу, но вы понимаете, что еще рано говорить о чем-то серьезным, а Кирилл настаивает на деньгах… Но, кажется, ему просто до сих пор хочется, чтобы я уехала и не мозолила ему глаза. Вот съеду от вас, и он успокоится. А если нет, то… — теперь голос начал дрожать, как и веки, как и ресницы. — Мы сможем разменять квартиру, я вам помогу…

Я вру, но что мне делать… Нет, не вру, я действительно не брошу старика… Который не бросил меня и сутками работал, чтобы купить мне лучшие фрукты.

— Помогу купить однокомнатную квартиру. А Кириллу отдадим деньги за его долю. Может, ему действительно нужны деньги.

Господи, ну нельзя, чтобы старик окончательно разочаровался в сыне…

— У нас все получится, — голос звучал твердо, но внутри все дрожало. — Только верьте в меня! Пожалуйста!

Так нужно, чтобы кто-то в меня поверил. Сказал, что у меня все получится. Пока все только грозятся отобрать у меня последнее! Даже тот, кому я якобы нравлюсь, то лижет руки, то облаивает, как настоящий пёс. Не хочется употреблять другое собачье слово… Хочется, чтобы он действительно оказался рыцарем.

Александр Юрьевич по-прежнему молчал. Я смотрела на него и держала дрожащую губу прикушенной: как же он сдал! Даже, кажется, с утра.

— Кирилл сказал, что ты не даёшь ему видеться с ребёнком.

Голос глухой, сухой, как после кашля. Я откинулась на спинку стула — взять лишнюю секунду на размышление над следующей фразой.

— Сегодня он первый раз после дня рождения заикнулся о желании увидеться с дочкой, чтобы вручить Любе подарок. Возможно, в другое время я бы не воспротивилась. Но сейчас, когда она начала привязываться к Григорию, я не хочу ее тревожить общением с отцом.

Хотелось сказать — с биологическим, но это прозвучало бы слишком грубо. Сказать «с настоящим» я не могла по другой причине: Кирилл никогда не был Любе настоящим отцом. Поэтому я одним словом констатировала факт его отцовства. Папой он не был тем более. Это «слово» вообще отсутствовало в Любашином лексиконе.

— Поймите, — повысила я голос, хотя Александр Юрьевич не собирался ничего говорить. — Это во благо ребёнка. Она маленькая. И если это шанс подарить Любе полноценную семью, я не хочу его упускать. Я знаю, как вам обидно…

— Ты не знаешь, — перебил меня бывший свёкр. — И дай бог, никогда не узнаешь. Я желаю тебе счастья и не хочу тебе мешать. Но и не знаю, как помочь. А квартира… Ну, честно, неужели ты думаешь, сын станет со мной судиться?

Я ничего не знала. И не хотела знать. Верить Кириллу у меня не получалось.

— Все будет хорошо, — ответила я сразу на все вопросы, заданные и пока еще нет. Особенно те, что обитали в моей голове, озвученные в разговоре с матерью и проглоченные вместе со слезами.

Новый год, все должно быть новое, а плохое по-новому — это определенно что-то хорошее.

— Ты будешь продолжать вот так вот бегать от Кирилла?

Я не подняла глаз, теребила в конец измятую кофту. Бегать? О, да — именно этим я занималась целый день. Да что день — я полгода, как заведённая юла, бегала по кругу. Я отключала нервы, а с ними отключились и мозги. Лия говорила — езжай к матери, успокойся. Нет, мать бы меня завела ещё больше и никуда б не отпустила. И дед, он не жилец, если будет один. Так нельзя. Он мне больше не родственник, но он родственник Любы на все времена. Почему окружающие этого не понимают?

— Нет, конечно. Просто не хочу портить ребенку праздник.

— А как ты заберёшь сегодня Любу? — спросил ее дедушка, согласно кивнув на мой предыдущий ответ.

— Сейчас Григорию позвоню. Он привезёт.

— Ты бы ужин приготовила…

Я машинально оглянулась на плиту, потом на холодильник. Затем представила себе Вербова на двухметровой кухне. Нет…

— Это не очень хорошая идея, — почти что вспыхнула я.

— Ты меня стесняешься? Я уйду к себе, — и Александр Юрьевич заранее поднялся.

— Нет, что вы! — я тоже вскочила. — Тут наоборот. Ему будет дискомфортно. Вы все же не мой отец…

Секундная пауза. Или всё-таки мы молчали больше минуты, глядя друг другу в глаза? Идиотская ситуация — мама права — жить с бывшим свекром, но ведь столько лет в этом был какой-то смысл. Почему же это так напрягает сейчас?