— Не жди. Действуй. Нападай первой и дерись, как черт с наскипидаренной задницей. Не выживай. Побеждай. Попытаешься выжить — умрешь. Уйдешь в защиту — умрешь. Испугаешься царапины или боли — умрешь. Побеждай и останешься в живых. У тебя три минуты. Время пошло. Убивай.

«Скорпионы» поравнялись со мной, споткнулись и захрипели, забились в удушающем мешке. Я быстро стянула концы воздушной нити, закрывая ловушку. Вокруг долговязых фигур замерцало пустынное пламя, по моим ногам ударил горячий песок и, подхваченный ветром, метнулся к лицу. Я вскинула правую руку, закрываясь, подпрыгнула, уворачиваясь от песчаного хвоста. Пальцы левой руки свело судорогой, воздушная нить раскалилась и рвалась из ладони, вспарывая кожу.

Разметав песок, я с усилием дернула на себя нить, крепче стягивая удавку, намотала ее на кулак. Горячий воздух разошелся кругами, как вода от брошенного камня, и я враз вспотела. «Скорпионы» забились и полузадушено захрипели, колотя клешнями по воздуху, и на прозрачной поверхности мешка проступили искаженные костлявые лица. Крупицы песка с сухим треском бились об асфальт, то дергаясь хвостом, то рассыпаясь.

Чувствуя, как слабеет сопротивление, я дернула за второй воздушный шнур, активируя следующую ловушку. Эти сильнее одного «паука». Рискну сберечь их жизни — потеряю свою. Под дрожащими костлявыми ногами «скорпионов» распахнулась вакуумная воронка. Работает всего пять-семь секунд, добивая. Сипение, судороги, и я отпустила нити. Пошатнулась, отступила и устало осела на поребрик. Проклятая история… Со стороны Гоши раздался очередной вопль, и я поморщилась. Надо уходить, пока сочувствующие полицию не вызвали…

Я потянула за третий шнур, и тела «скорпионов» накрыло коконом. По горячему асфальту, взъерошивая опавшие листья, поползли спирали песка. Да, нет тела — нет дела… Ветер подхватил песок, разнося его по городским улицам. А нет следов — нет обвинений. Да, без суда и следствия имею право только сдохнуть, если не хватает мастерства, чтобы парализовать. Или — использовать козырь, данный рождением.

Достав из кармана джинсов платок, я вытерла грязное лицо и посмотрела на левую ладонь. Шевельнула посиневшими пальцами и сморщилась. Порванная нитью кожа затягивалась с каждым следующим вздохом. А боли, как обычно, не было. Моя левая половина тела малочувствительна к таким мелочам. И переучили, и отучили.

На аллее раздались быстрые шаги. Я подняла голову и встретила озабоченно-настороженный красный взгляд.

— О, ведьма… — Аспид споткнулся и махнул сотовым телефоном: — Хоть ты, раз до другой не дозвониться.

— Добрый вечер, — буркнула я, прислушиваясь к наблюдателю.

Ни воплей, ни возни. Но живой. Дышит. Сидит на лавочке, потирая колено, и с чувством поминает некую ведьму и ее ближайшую родню. А мелочь удрала и затерла следы известным заклятьем. Плохо.

— Чего рассиживаешься? — Аспид неожиданно протянул руку.

— Уверен, что тебя это касается? — я криво улыбнулась и приняла помощь. — Сам-то что здесь делаешь?

После драки штормило, но с каждым следующим вдохом жизнь налаживалась. И пошло оно все к бесам вместе с Совестью, я защищалась… И не собираюсь из-за чужого маразма подыхать с козырями на руках.

Аспид хищно осклабился:

— В гостях был. За мной иди. Покажу кое-что.

Я заколебалась. Без наблюдателя может быть чревато… И сердито тряхнула головой. Да пошел он… вместе с тетей Фисой. К лешему. Я увязла по уши, и поздно отлучать, запугивать и ставить условия.

— Идем, — подманив вещи, сняла с воздушной «руки» куртку и сумку.

Здание оперного театра торжественно сияло в белых лучах подсветки. Массивные квадратные колонны прятали входные двери, круглый купол ежился во тьме, а на ветру, над колоннами, трепыхался баннер с рекламой «Фауста», пришпиленный к переднему фасаду. Однако сияло здание только в фас и левый профиль. Правый торец укрывали строительные леса, а задний фасад и прилагающий к нему дворик никогда не ремонтировались и ремонтироваться вряд ли будут, потому как не видны.

Мы молча прошли мимо строительных лесов, и Аспид тенью прошмыгнул меж сиреневых кустов. Я, оглядываясь по сторонам, топала за ним. Неспешно. Пока не почувствовала… Запах. Кровь. «Озерная гладь». Догнав Аспида и проскочив вперед, я быстро осмотрелась. Старые тополя и березы, обступающие круглый двор. Потрескавшийся асфальт с проплешинами желтой травы. Чугунные скамейки вокруг молчавшего фонтана. Обшарпанная чаша, забитая сухими листьями, конфетными фантиками и сигаретными пачками. Мумия на скамейке. Словно передохнуть присела.

— Каждый день тут хожу, — хрипло ответил Аспид на мой вопросительный взгляд. — И засунь свои подозрения знаешь, куда?

Я усмехнулась и внимательно посмотрела на находку. Тонкая пергаментная кожа, черные провалы глаз, скрещенные ноги, отсутствующие по локоть руки. А одежда, если не считать рукавов, целая. Длинная клетчатая юбка… объемный «ридикюль» на спинке скамьи. Я сглотнула. Алла. И ехать никуда не надо…

— А тебя, Ульяна, и подставлять не надо — сама подставляешься, — раздалось за спиной.

Заметим прежде всего, что для колдовских результатов

необходимы следующие силы: дьявол, ведьма и божье попущение.

Яков Шпренгер, Генрих Инститорис, «Молот ведьм»

— Окстись, наблюдатель, — я рассеянно смотрела на мумию.

Неприятные и больные воспоминания дрожали в груди и портили и без того мрачное настроение. А ведь еще Зое нужно объяснить, почему Алла больше никогда не позвонит… Я, конечно, могу ошибаться… Вспомнив запах Аллы, я втянула носом воздух. Нет, и мумия, и одежда пахнут одинаково и знакомо.

— Чем это воняет? — Гоша сморщился. — Как на встрече в Кругу.

— Зелье. Успокоительное. «Озерная гладь» называется. Им все ведьмы упитые были. И эта — тоже. Обстановка… нервная.

Да, все упитые. Кроме убийцы. Запах «Глади» — только от Аллы. Я нахмурилась. Кажется, этого никто не понял, кроме меня. Я различаю тонкую разницу в оттенках крови благодаря воздуху и точно могу сказать, кто потреблял. А для остальных это просто запах. Который оставил кто угодно. Томка говорила, что упилась убийца. А я думаю, что… жертва.

Я достала телефон, чтобы позвонить Томке. Аспид стоял в стороне. А наблюдатель целенаправленно похромал к мумии, сверкая дырками в штанинах. Подошел к скамейке вплотную, и знакомо повеяло болотным ветром.

— Стой! На мумии заклятье!

— Заметил, — он обернулся. — Но не пойму, какое.

— Смертельное, — я не стала вдаваться в подробности, набирая номер.

— Откуда знаешь?

— Сталкивалась. Дважды.

— Дважды? — повторил наблюдатель задумчиво. — Со смертельным?

Я опомнилась, да поздно. Звучит глупо и… подозрительно. Надо что-то делать с дурной привычкой говорить правду… Благие дела — прямой путь в наблюдательский изолятор.