— Ах, — сказала Люсинда, — это она пытается проделать свой очередной трюк. — Она поставила тарелку на стол и вернулась на свое место.

— Для такого маленького ребенка манеры у нее очень хорошие, — заметил лорд Уонстед. — Совершенно очаровательные. — Он улыбнулся.

Люсинда ответила ему улыбкой.

— Вы занимаетесь прекрасным делом, миссис Грэм. А теперь скажите, почему вы бросили деревенский праздник — и меня — на обитателей Блендона.

— Я не бросила праздник. Я сообщила все сведения викарию после окончания воскресной службы. Мисс Доусон относится к проектам с большим энтузиазмом, так пусть она этим и занимается. Он нахмурился.

— А мне что теперь делать?

Люсинда покраснела, потом побледнела, когда до нее дошел смысл намека.

— Это было бы с моей стороны самонадеянно, милорд.

— Не самонадеянно, миссис Грэм, а неправильно.

— Не понимаю.

— Почему-то все считают, что меня интересует мисс Доусон.

Люсинда встала, взяла у Софии чашку с блюдцем. Малышка прижалась щекой к его руке.

— Не хочешь ли поспать, София? — Люсинде не хотелось говорить на эту тему.

София еще крепче прижалась к лорду. Маленькая предательница.

— Пускай поспит, — сказал лорд Уонстед. — Итак, миссис Грэм, таково ваше мнение?

— Мое мнение ничего не значит.

— Стало быть, вы сообщите мне, что больше не станете помогать миссис Хобб с ее счетами. Очевидно, вы решили, что остальное она может сделать сама.

— Полагаю, достаточно будет еще одного раза.

— Итак, вы считаете, что выполнили наш договор? А я так не считаю, миссис Грэм. — Веселый великан, игравший с Софией, исчез; вместо него появился воин с жестким взглядом.

— Я согласилась навести порядок в ваших домашних счетах. И сделала это.

— Значит, я заключил весьма невыгодную сделку. — Почему же?

Он пожал плечами.

— Вы сделали свою работу за два-три вечера. В то время как я обречен на эту чепуху с праздником, на несколько недель. Стало быть, я оказался в наихудшем положении. Если только вы не пожелаете искупить свою, вину, сыграв со мной еще раз в шахматы.

Он умеет манипулировать людьми, этот повеса. Его улыбка застала ее врасплох.

— Вы выяснили у миссис Хобб, насколько больше времени я требовала для завершения работы, да?

У него хватило благородства напустить на себя виноватый вид.

— Хотите, чтобы я сыграла с вами в шахматы? Почему?

— Потому что вы чертовски хорошо играете. — Он покраснел. — Прошу прощения. Я хочу сказать — вы очень хорошо играете. И еще потому, что мне нравится ваше общество.

Эти слова расшевелили чувства, которые, как ей казалось, она похоронила.

— Это неприлично. Попросите сквайра. Или преподобного Постлтуэя. Уверена, оба они будут рады оказать вам любезность.

— Мы взрослые люди, оба уже состояли в браке. Что здесь дурного?

Очевидно, он говорит о чем-то большем, чем просто партия в шахматы. Это, конечно, соблазнительно, но она не может себе этого позволить. Он думает, что она веселая вдова. Даже если бы она не была замужней женщиной, ей нечего предложить такому человеку, исполненному всевозможных мужских достоинств.

— Прошу прощения, милорд. Поймите, я не ищу мужского общества. Единственное, что мне нужно, — это обеспечить кров для моей дочери и жить спокойно.

— Если вы хотите покоя, зачем втягиваете других людей в ваши грандиозные планы улучшения этого мира?

— А разве желание улучшить участь окружающих не благородно?

— Вы опять отвечаете вопросом на вопрос. Вы что-то скрываете, миссис Грэм. Когда я спросил у мистера Брауна о вас, он ответил весьма уклончиво. Может быть, между вами и моим управляющим что-то есть? — Вы оскорбляете меня, милорд. Мне кажется, вам лучше уйти.

Он посмотрел на Софию.

— А мне кажется, из меня получилась очень хорошая подушка.

— Вы комфортабельны, как кровать, в которую насыпали камней, — парировала Люсинда.

Уонстед запрокинул голову и расхохотался. Это зрелище и этот звук совершенно обезоружили ее, не говоря уже о том, что они разрушили стену, которую она пыталась выстроить между ними. На месте этой стены она обнаружила желание положить голову ему на плечо и признать свое поражение.

— Миссис Грэм, давайте назовем это миром. Вам не нравится, когда я делаю намеки на ваш счет, мне не нравится, когда вы делаете неверные заключения обо мне и мисс Доусон. Мы с ней друзья детства. Ничего более.

Друзья, которые поженятся, судя по слухам. Все в деревне, не говоря уже о графстве, полагали, что мисс Доусон ждет, когда он вернется с войны. Если так, она обречена на разочарование. Если только у матушки мисс Доусон не получится перехитрить свою жертву.

— Вы хотели, чтобы я отдал свою землю для проведения праздника, — продолжал он. — Я хочу, чтобы вы заняли мое место в комитете и играли со мной в шахматы раз в неделю по вечерам. Неужели я прошу слишком много в обмен на причиняемые мне неудобства?

Она прищурилась. Не клонит ли он к тому, чтобы забраться обратно в свою раковину?

Полные подвижные губы скривились в улыбке.

— Прошу вас, миссис Грэм.

Все внутри у нее растаяло, как свеча, которую надолго оставили на солнце. Хватило одного этого слова и этой улыбки. Этот человек обладает обаянием Дон Жуана, а у нее не хватает силы воли сопротивляться.

— Хорошо, я продолжу работу в комитете и помогу миссис Хобб с ее счетами. А если останется время, будем играть в шахматы.

Он с облегчением вздохнул:

— Слава Богу, договорились.

София пошевелилась и перевернулась на спину; теперь ее голова лежала у него на бедре.

Кончиком пальца он коснулся золотистого локона:

— Наверное, ей лучше лечь в постель.

Уонстед поднял девочку, намереваясь отнести ее в постель.

Люсинда протянула руки, чтобы принять ее. Он покачал головой.

— Где она спит?

— Наверху, на втором этаже.

Уонстед вынес Софию из комнаты, поднялся на нижнюю ступеньку, со свистом выдохнул воздух, споткнулся. Люсинда запаниковала.

— Разрешите, я возьму ее.

— Не тревожьтесь, я ее не уроню.

В его нетерпеливом тоне она услышала смущение.

Люсинда жестом предложила ему идти вперед, последовала за ним, обошла его в дверях и откинула с кровати покрывало.

Уонстед бережно положил Софию на кровать. Люсинда старалась отогнать картины, возникшие у нее в голове, — яростный солдат, джентльмен, нежный отец, любовник… Все эти мысли Люсинда прогнала, но сердцу не прикажешь.