– У меня наконец-то появилась возможность перебраться на Аляску, а ты хочешь заставишь меня отказаться от нее?

Чилл морщится, будто действительно собирается ударить меня. Может быть, так и надо сделать. Может, тогда он поймет. Ему-то за все те годы, что мы здесь живем, ни разу не приходилось пускать кому-то кровь.

– Неужели не понимаешь? Ты не поедешь на Аляску! – Я указываю рукой на плакаты у него на стене. – Фотографии, данные видеозаписей у тебя на планшете, это чертово фальшивое окно… Все нереально! Ты никуда не поедешь. Ты останешься здесь, на глубине тридцати этажей под этой треклятой землей, вне зависимости от того, в какой регион отправят меня! – Я закрываю глаза, чтобы не видеть выражения его лица. Я только что скормил ему ложь, которую он сам себе неоднократно повторял, и тем самым содрал с него кожу, оставив его голым и истекающим кровью. Так он не сможет притворяться, что не замечает происходящего. Не сможет больше делать вид, что его это не касается. – Рейтинги, продвижение по службе… всего лишь игра. Зато вот это, – я указываю на нас обоих, – реально. Внешний мир за пределами этого места, – продолжаю я, поднимая палец к потолку, – реален. Хочешь путешествовать? Тогда давай перережем веревку и отправимся в какое-нибудь настоящее место. Которое выберем сами.

Хотя в глазах Чилла по-прежнему сверкает вызов, губы его дрожат.

– А что будет, если я не захочу этого делать?

– Тогда Поппи и Флёр умрут. – Эти слова режут, подобно бритве. Мой голос срывается. – Не притворяйся, что не видел их имен в рейтинговой таблице на экране. Они находятся ниже красной черты, всего в одном сезоне от Зачистки. Все, что нам нужно сделать, это убедить их последовать за нами.

Чилл бледнеет. Он бросает взгляд на веб-камеру у себя на столе и быстро отводит глаза.

– Мы оба были свидетелями Исключения. Оба видели, что сделал Кронос. Сможешь ли ты жить в мире с самим собой, если то же самое случится с Поппи? – Чилл вздрагивает, не желая смотреть на меня, а я, фигурально выражаясь, проворачиваю нож в ране. Возможно, немного боли пойдет ему на пользу и он наконец уразумеет, зачем нам надо решиться на этот шаг. Я опускаюсь перед ним на колени. Без него я точно не выживу. И одного его здесь не брошу. – Мы можем это остановить. Мы можем вытащить их обеих отсюда, прежде чем нас хватятся. Но план сработает только в том случае, если мы все будем держаться вместе. Ввосьмером.

Чилл негромко чертыхается. Он потирает глаза под оправой и, растеряв былую решимость, устало интересуется:

– Как, черт возьми, ты собираешься это провернуть?

– Флёр и Поппи нечего терять. Если я смогу найти способ добраться до Флёр, их будет нетрудно убедить.

Разбросанные наброски и планы хрустят у меня под ногами, когда я поднимаюсь. Я откидываю волосы назад, стараясь разглядеть за многочисленными препятствиями какой-нибудь солидный план, который обязательно сработает.

– Что насчет Эмбер?

Чилл скрещивает руки на груди и откидывается на спинку кресла, с сомнением приподнимая бровь и как бы говоря: «Никаких шансов, приятель».

– Не знаю, – честно признаюсь я, потирая рукой лицо. – Мама Эмбер сейчас в Аризоне, живет в каком-то доме престарелых. Эмбер хочет с ней увидеться, но пока не проявила себя достойной для переезда на Запад. Почему, я понять не могу.

– Ну, на это есть две причины, – отзывается Чилл, поднимая вверх два пальца. – Хулио – раз. Верано – два.

Я отнимаю руки от лица.

– Ты же всерьез не думаешь, что у нее есть чувства к Хулио?

Чилл в ответ лишь фыркает.

– У каждой местной девушки есть чувства к Хулио. Не веришь – спроси у Флёр.

– Они совсем не такие!

– Полегче, Ледышка! – Чилл отодвигает кресло подальше от меня, поскольку температура моего тела начинает резко понижаться. Я отворачиваюсь, чтобы он не видел кружащуюся в моих глазах бурю. Северное сияние в фальшивом окне шевелится, подобно зеленому туману, и я прижимаюсь головой к стеклу, заставляя себя успокоиться. От моего прикосновения по стеклу расползается морозный узор. Чилл вздыхает. – Я лишь хочу сказать, что если Хулио не влюблен в Эмбер так же сильно, как Эмбер в Хулио, твой план не сработает. Насколько нам известно, тот поцелуй в далеком 1990 году яйца выеденного не стоил. Я имею в виду, посмотри на себя и Ноэль…

Я резко отворачиваюсь от окна.

– Погоди-ка. Какой еще поцелуй?

Чилл поднимает с пола папку Хулио и принимается листать страницы. Я выхватываю у него из рук отчет о несчастном случае, шлепаюсь на диван и читаю. 12 сентября 1990 года. Окружная тюрьма Вустера. Идущее на убыль Время года: Хулио Верано. Наступающее Время года: Эмбер Чейз. Причина смерти: лобызание.

– Что это значит? Что за лобызание такое? От него бывает удушье? Или удушение?

Практически невозможно незаметно пронести в следственный изолятор оружие. Должно быть, Эмбер порешила Хулио голыми руками.

Сцепив пальцы за головой, Чилл самодовольно приподнимает бровь, как бы говоря, что мое незнание его удивляет.

– Это означает «длительное соприкосновение губ».

Они поцеловались.

Я спрыгиваю с дивана, хватаюсь за спинку кресла Чилла, разворачиваю его и качу его к компьютеру.

– Давай сюда записи с камер наблюдения.

Чилл морщит нос.

– Я такое не храню. Разве я похож на вуайериста?

– Они целовались в тюрьме. В тюрьмах есть камеры.

– Мари и Вуди наверняка конфисковали эти кадры.

Он прав. Кураторы Эмбер и Хулио избавились бы от них.

– Тогда проверь архивы на серверах Центра Управления.

– Джек…

– Просто сделай это!

Обиженно фыркнув, Чилл кладет клавиатуру себе на колени. Я меряю комнату шагами, ожидая, пока он взломает неофициальные каналы передачи секретной информации в сети Обсерватории.

– Прошу. Теперь ты счастлив? – Он отталкивается от своего стола и откатывается на кресле в сторону, а я тем временем наклоняюсь к экрану.

Запись старая, нецветная, с белыми крапинками статики, но нет никакой ошибки в том, кого я вижу и что происходит. Хулио заперт в камере. Эмбер бросает ему передатчик через отверстие, и Хулио засовывает его в ухо. Он ковыляет к прутьям решетки и протягивает сквозь них руку, стремясь приблизить ее лицо. Это была не быстрая рана, нанесенная самому себе. Прелюдия их поцелуя долгая и растянутая: он медленно запускает руки ей в волосы, а она цепляется за его рубашку. Оба стараются прильнуть друг к другу как можно теснее. Наконец их губы встречаются, и Хулио исчезает.

– Это ничего не значит, – говорит Чилл.

– Напротив, это значит все. Он был заперт в бетонной камере без передатчика, а она бросила ему спасательный канат. Была середина сентября. Его время года уже закончилось. – Чилл не спорит. Он точно знает, что это означает. Хулио был подобен живому мертвецу, когда, шатаясь, добрался до решетки. Если бы Эмбер не бросила ему передатчик, он растаял бы в воздухе, прежде чем его тюремщики заметили его исчезновение. Ярко-желтое солнце, вышитое на кимоно Эмбер, не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к Аризоне. Это не талисман от холода и не знак того места, где она хочет оказаться. Это истинная причина, удерживающая ее здесь. – Она влюблена в него, – говорю я с полной уверенностью в своей правоте. – Она спасла ему жизнь. Так же, как Флёр спасла мою.