Для того чтобы уравнять технические возможности приматов и дельфинов, было разработано множество тестов, в которых животному нужно было сделать выбор из нескольких предметов по определенному признаку. Некоторые задачи включали выбор по абстрактному признаку. Например, нужно было выбирать коробочку ровно с тремя пятнами на крышке, которые при этом могли быть любой формы, размера и цвета, или определенную геометрическую фигуру (скажем, треугольник) независимо от других параметров (цвета, размера, ориентации). В других тестах выясняли, может ли животное выбирать новый, ранее не предъявлявшийся предмет именно по признаку новизны и можно ли побудить его пользоваться относительными признаками («больше – меньше», «выше – ниже»), выбирать объект, соответствующий образцу, или оперировать символами предметов вместо самих предметов.

За прошедшие десятилетия было проделано множество подобных экспериментов с приматами, дельфинами и другими животными, однако связь между изучаемыми в них характеристиками и интеллектом по-прежнему остается под вопросом. Советский биолог Л. В. Крушинский предложил принципиально иной подход к этой проблеме. По его мысли, интеллект независимо от своей специализации должен улавливать эмпирические закономерности, связывающие предметы и явления окружающей среды, и уметь оперировать этими закономерностями. В этом случае правильное решение задачи должно не задаваться экспериментатором, а вытекать из объективных свойств предметов в эксперименте.

Самый известный из тестов Крушинского – экстраполяционный: на глазах у животного движущаяся приманка скрывается за непрозрачной ширмой. Для правильного решения этой задачи животному нужно экстраполировать траекторию движения приманки и понять, что она появится с противоположного края ширмы. Тест оказался по силам многим представителям животного мира, причем не только млекопитающим, но и птицам. Например, кролики, куры и голуби плохо справлялись с задачей, а собаки и вороны – хорошо. Иногда граница проходила внутри одного вида: дикие пасюки успешно проходили тест, а лабораторные крысы нет.

Дельфины легко справлялись с этой задачей, независимо от того, перемещалась ли приманка в воде или над водой, так что для них был разработан более сложный эксперимент. Его целью была оценка способности животных понимать концепцию объема. Для успешного решения задачи дельфин должен был понять, что объемный предмет может быть помещен только в объемную, но не в плоскую фигуру.

Опыты проводили с двумя молодыми дельфинами-афалинами. В качестве приманки была выбрана их любимая игрушка – мяч, поскольку игру они нередко предпочитали кормежке. В эксперименте одному из дельфинов нужно было выбрать, в какой из двух геометрических фигур – объемной или плоской – следует искать мяч. Дельфин не видел, куда кладут мяч, так как в этот момент установка была скрыта ширмой. Затем ширму убирали, и дельфин мог подплыть и рассмотреть фигуры из воды и с воздуха. Для правильного решения задачи он должен был приблизиться к объемной фигуре и нажать на педаль, и тогда получал мяч. В каждом опыте использовали новую пару геометрических фигур. Они были одного цвета, и их фронтальные проекции всегда совпадали.

Оба дельфина с первого раза правильно решили эту задачу. Впоследствии тест проводили на других животных: обезьянах, собаках, кошках и морских львах. Выполнить его без специального обучения смогли только обезьяны и афалины.

Задачи Крушинского оказались хороши для измерения общего уровня интеллекта у самых разных видов, но ум не ограничивается способностью улавливать закономерности в поведении неживых предметов. Если гипотеза «макиавеллианского интеллекта» верна, то умные животные также должны уметь разбираться в поведении живых существ, прежде всего сородичей. Одним из ключевых понятий в исследованиях интеллекта животных стала «модель психики других» – способность приписывать ментальные состояния (убеждения, намерения, желания, знания) себе и другим и понимать, что другие могут иметь убеждения, намерения, желания и знания, отличающиеся от твоих собственных. Существует теория, согласно которой самосознание связано именно с моделью психики других, – оно возникает, когда способность моделировать психику других особей направляется на самого себя.

По-английски эта концепция называется теорией разума (theory of mind), потому что каждый может прийти к выводу о существовании собственного внутреннего мира путем самоанализа, но ни у кого нет прямого доступа к внутреннему миру другого, и, соответственно, допущение, что окружающие также имеют внутренний мир, является лишь теорией. Обычно мы предполагаем, что у других есть внутренний мир, аналогичный нашему собственному, исходя из его внешних проявлений – слов, действий, эмоций. Модель психики другого позволяет нам представлять себе мысли, желания и намерения других людей, предсказывать и объяснять их действия.

По-видимому, у людей эта способность врожденная, но для полноценного развития требует многолетнего социального опыта. У разных людей способность понимать психическое состояние других может быть выражена в разной степени; у детей она развивается постепенно.

Выделяют ряд элементов, предшествующих развитию полноценной модели психического состояния: понимание внимания, понимание намерений других, имитация других. Понимание внимания у человеческих детей проявляется в возрасте семи – девяти месяцев. В этом возрасте ребенок начинает осознавать, что избирательное направление взгляда отражает внимание, что смотрящий оценивает объект как «интересный». Дети учатся манипулировать вниманием, указывая на что-то жестами, – это акт совместного внимания, требующий принимать в расчет психическое состояние другого.

Понимание внимания, связанного с направлением взгляда, отмечено у многих социальных животных. Даже не слишком интеллектуальные виды реагируют, когда на них смотрят, – вероятно, потому, что такое умение повышает шансы избежать гибели в зубах или когтях хищника. Более сложный уровень восприятия – отследить направление взгляда, когда смотрят не на тебя, а на что-то другое. Первоначально такая способность была описана у приматов, но потом оказалось, что ею обладают и другие млекопитающие (например, собаки и козы), а также птицы (в частности, врановые). Третий уровень – способность определить, на что именно смотрят. Даже общепризнанные интеллектуалы, такие как человекообразные обезьяны и врановые, на удивление плохо умеют использовать направление взгляда человека для того, например, чтобы найти спрятанную еду[15]. Однако это легко делают собаки, которые значительно уступают обезьянам и воронам в тестах на абстрактное мышление и общий уровень интеллекта. Более того, собаки прекрасно понимают указательные жесты, в отличие от шимпанзе, хотя, казалось бы, существу с почти человеческой анатомией эта задача должна даваться легче. Оказывается, тут дело в доместикации – указательные жесты способны понимать не только собаки, но и другие домашние животные, в отличие от диких. За одним исключением. Американский биолог Луис Херман, на протяжении многих лет занимавшийся изучением интеллекта дельфинов, выяснил, что они способны спонтанно понимать указательные жесты экспериментатора. Похоже, на данный момент это единственный вид диких животных, для которых была описана такая способность.