– А как же крестик мистера Уайльда?

Ирен широко улыбнулась и достала из маленького кармашка покачивающийся на тоненькой цепочке маленький кельтский крестик с изящной гравировкой:

– Передам ему при первой же встрече.

– А что ты собираешься делать со всем остальным? – Я окинула взглядом кучу самых разных вещиц, поблескивавших на выцветшем турецком коврике, которым мы накрывали стол вместо скатерти.

– Может, оставим себе в качестве награды? – с надеждой посмотрела на меня Ирен. – Мы вряд ли найдем хозяев, а от мистера Уайльда ничего, кроме комплиментов, все равно не дождешься.

– Ты хочешь оставить себе краденое, Ирен? Это ведь чужие вещи.

– Мне кое-что здесь понравилось, – призналась подруга. Ее пальцы потянулись к горке украшений.

– Это ворованное, – нараспев произнесла я.

– Ну ладно. Тогда отдадим все в церковь Гроба Господня в Ньюгейте. Ее еще называют церковью музыкантов. Будем надеяться, это добро поможет какой-нибудь голодающей безвестной певичке, которая все еще жива лишь благодаря своему острому уму и подруге, блюдущей ее моральный облик.

– Не надо пытаться меня разжалобить. Впрочем, не буду отрицать, я рада, что мистер Уайльд получит обратно свой крестик и больше сюда не придет.

– Будь милосердна, милая Нелл. Милосердие – одна из главных добродетелей. Я проявила милосердие к неизвестным мне беднякам, теперь прояви его и ты к известному, но нелюбимому тобой мистеру Уайльду. Кто знает, быть может, его по-ирландски острый ум когда-нибудь сослужит тебе службу.

Замолчав, Ирен внимательно на меня посмотрела. Ну и зрелище я, наверное, представляла собой в этом дурацком шарфе.

– И у кого ты завтра собираешься работать, милая Нелл? – осведомилась она. – Опять у аптекаря?

– Да, – тяжело вздохнула я. – Снова весь день разбирать его каракули. Вербена, наперстянка… Такое впечатление, что я перепечатываю труд средневекового алхимика.

– Слушай, я давно хотела тебе сказать одну вещь. Руку ты набила, опыта набралась. Пора тебе найти работу поприличнее. Тебе никогда не приходило в голову дать объявление с рекламой твоих услуг? Есть места, где платят больше, да и работа стабильнее.

– И где же находится этот рай?

– Я думаю, в Темпле.

– В Темпле? Но там же адвокатские конторы. У адвокатов есть секретари.

– А они умеют печатать?

– В том то все и дело, что секретари у юристов пишут от руки, чем очень гордятся. Думаю, что в большинстве адвокатских контор даже нет пишущих машинок.

– Можешь брать машинку с собой в футляре, как скрипку.

– С собой? – Я приняла у Ирен чашку горячего шоколада, который она приготовила мне на каминной решетке. Шоколад был густым и пенным. – Пожалуй, ты права.

– Почему бы тебе не повесить объявление? Наверняка в Темпле для этого есть доска. Поглядим, что из этого получится.

– Отличная, дельная мысль, Ирен.

Подруга поднесла кружку с шоколадом к губам и улыбнулась. Тут до меня дошло, кто работает в Темпле.

– Ирен, а с чего ты взяла, что моими услугами воспользуется мистер Нортон?

– У тебя талант, Нелл. Я ни на йоту не сомневаюсь в том, что если ты начнешь работать в Темпле, то вскоре у тебя не будет отбоя от клиентов.

Я уже не припомню случая, когда Ирен столь сильно заблуждалась. Я послушно прикрепила напечатанное на машинке объявление к доске, установленной в переулке среди лабиринта зданий Темпла. «Услуги машинистки. Работа в удобное для вас время» – гласило объявление.

В Темпле располагались две из четырех адвокатских ассоциаций, существовавших со времен Средневековья – Иннер-Темпл и Миддл-Темпл. Достаточно быстро я выяснила, что контора мистера Нортона располагается в Иннер-Темпле, районе достаточно удаленном от близлежащей шумной улицы Флит-стрит.

Несмотря на весь оптимизм Ирен, за две недели никто так и не ответил на мое объявление. Всякий раз, когда я приходила к доске, рассчитывая увидеть отклик, я лишь обнаруживала, что мое объявление едва можно разглядеть среди мешанины других листков.

Ирен просчиталась. Хотя адвокаты изводили массу бумаги и вроде бы нуждались в определенной механизации процесса делопроизводства, в Темпле, за исключением уборщиц, работали одни мужчины. Я решила, что новое молодое поколение девушек-машинисток, к которому теперь относилась и я, не будут здесь привечать еще долго, наверное не один десяток лет, а быть может, и вовсе никогда сюда не пустят.

Я стала появляться в Темпле все реже. Я заходила туда лишь по случаю, когда выполняла заказы по соседству. И вот однажды, в очередной раз подойдя к доске, я возмущенно застыла, обнаружив, что какой-то наглец прикрепил небольшой листочек прямо поверх моего объявления.

Преисполненная праведного гнева, я было собралась сорвать листок, как вдруг обнаружила, что это визитная карточка. Увидев фамилию на ней, я окаменела, став похожей на одну из статуй, украшавших район. На визитке значилось: «Нортон». Записка, адресованная мне на карточке, была еще более завораживающей: «Мисс Хаксли, мне требуются Ваши услуги. Пожалуйста, зайдите ко мне. Иннер-Темпл, дом 17».

Я посмотрела по сторонам, окинув взглядом безлюдные переулки. Мне очень хотелось кричать от переполнявших меня чувств. Из всех адвокатов, работающих в этом районе, на наживку клюнул лишь один, причем именно тот, кто был нам нужен! Разве это не везенье?

А вдруг это вовсе не счастливое стечение обстоятельств и мистер Нортон каким-то образом узнал о том, что я отчасти выполняю просьбу Ирен и, значит, тоже сую нос в его семейные дела? Мне вспомнился рокочущий, преисполненный гнева голос, громыхавший за занавеской в гостиной, и тяжелые звуки шагов на лестнице, когда наш незваный гость спускался вниз, к ожидавшему его кэбу.

Вспомнилось мне и снедавшее меня любопытство. Мне до смерти хотелось увидеть вспыльчивого мистера Нортона своими глазами. Я нисколько не сомневалась, что старый Нортон окажется гадким и омерзительным. Он ведь страшно обидел Ирен, а это редко кому удавалось.

Открепив визитку от доски с объявлениями, я отправилась бродить по узеньким улочкам в поисках нужного дома. Миновав здешнюю церковь, я поспешно прочитала молитву, попросив Всевышнего о защите, и наконец остановилась перед четырехугольным домом под номером семнадцать.

Я постучала.

– Заходите, – произнесли из-за двери баритоном.

Переступив порог, я оказалась в крошечном, как чулан, кабинете, который был битком набит бумагами. Подле заваленного книгами стола сидел черноволосый мужчина и что-то писал. За его спиной стояла вешалка, на которой висело длинное пальто и (по моей спине пробежал холодок узнавания) роскошный бархатный цилиндр. Подобные цилиндры носило немало мужчин, но лишь один из них позволил себе устроить скандал моей подруге.