Взмывая вверх, Тру вдыхала полной грудью и, казалось, набиралась отваги и смелости.

– Мне было так одиноко, – ответила она, вспоминая годы, полные безысходной печали. – И тогда появился Дабз и на горизонте замаячила надежда.

Харрисон снова подтолкнул качели, на этот раз сильнее, и крикнул улетевшей ввысь Тру:

– И это все? Я не позволю тебе спуститься, пока не расскажешь.

– Тогда я спрыгну.

– Попробуй!

– Вот увидишь, спрыгну. – Она залилась смехом, движением головы убирая с лица непослушные пряди. – Но сейчас я вовсе не хочу останавливаться. Если ты согласен и дальше меня раскачивать, тогда, может быть, мы продолжим этот разговор.

– Надо же, опять перехватила инициативу! Из тебя вышел бы первоклассный журналист. Или диктатор небольшого государства. – Следующий толчок был настолько интенсивным, что Харрисону удалось без труда пробежать под качелями – так высоко улетела Тру.

– Ух ты…

Потрясающее ощущение полета. И Харрисон… Такой сильный! Футболка плотно облегает накачанные бицепсы. Спрятав глаза за темными стеклами очков, он пристально наблюдал за выражением ее лица. Она никак не могла проникнуть в его мысли – это неведение сводило ее с ума, – и поэтому решила продолжить разговор.

– После смерти родителей я в конце концов поняла, что все те старые правила, касавшиеся важных традиций и сохранения чести семьи Мейбенк, которым меня обучили, помогли справиться с теми трудностями, что впоследствии на меня обрушились. Дабз воспитан в тех же традициях. Неудивительно, что мы понимаем друг друга.

– Как Чарлз и Диана?

– Сколько желчи.

– Но ведь ваши ситуации почти аналогичны. Общество и его бесчисленные правила.

– А чем лучше твоя жизнь в Нэшвилле? Ты никогда не заводил отношений с обыкновенной девушкой, не так ли? В твоем послужном списке одни знаменитости.

– Эй, между прочим, не забывай, что ты на качелях. Я же имею право игнорировать любые неудобные вопросы.

Качели слегка опустились, и он сделал вид, что собирается схватить ее за ногу. Рассмеявшись, Тру подтянула ноги. Впервые за долгое время она разрешила себе такое милое дурачество. Господи, как же ей не хватало вот таких простых минут счастья!

«А что тебе на самом деле надо, так это хороший любовник».

Проклятье! Устремляясь ввысь, Тру надеялась оставить мысли о сексе где-то в облаках, но вероломная идея явно не желала сдавать позиций, атаковав ее затуманенный радостью мозг.

Она прекрасно понимала, что подобное влечение способен пробудить в ней не Дабз, а только Харрисон. Где бы он ни был: на кухне, за рулем шикарного «Мазерати», в лесу… – он неизменно выглядел так, будто позировал для обложки нового альбома, засунув большой палец в карман джинсов, стоял и смотрел на нее так, будто…

Будто готов дать то, чего ей так не хватает…

Господи, пора опуститься на землю.

– Уйди с дороги! – крикнула она угрожающе.

– Ну нет, – усмехнулся Харрисон. – Мы не можем допустить, чтобы диктатор… пардон, невеста сломала лодыжку перед таким знаменательным днем.

Тру шутка про диктатора забавляла, однако слово «невеста», всякий раз употребляемое Харрисоном, будило в ней легкую тревогу. Что, если он смеется над ней? А может, доволен, что она скоро выйдет замуж?

Улучив момент, когда ноги поравнялись с землей, она притормозила и остановила качели.

– Ну вот… – В его голосе слышалось разочарование.

Она была расстроена не меньше.

– Интересно, кто установил эти качели?

– Я.

Тру остолбенела от изумления.

– Но тебя же не было здесь столько…

– Перед маминой смертью. Они радовали ее несколько месяцев, и это хоть как-то скрашивало ей жизнь.

Сердце Тру защемило от боли.

– Мне так жаль.

Они крайне редко поднимали эту тему. После кончины миссис Гембл Тру выразила свои соболезнования Харрисону в школьной столовой. Он пожал плечами и холодно ответил: «Спасибо». Похорон не было, иначе Тру бы непременно пришла. Когда неделю спустя Харрисон появился в их доме, чтобы вновь приступить к своим обязанностям, а точнее – подстричь траву на лужайке, она хотела дать ему корзинку с печеньем, но он даже не стал выключать газонокосилку, намекнув ей, что можно оставить корзинку на крыльце. Она так и сделала.

И они больше не общались до выпускного…

Лучше не думать об этом сейчас.

Харрисон посмотрел на часы.

– Да, порой такое случается. И ты это знаешь.

– Да, знаю. – Она опустила глаза, веревки слегка подрагивали у нее в руках.

– Хочешь познакомиться с членами строительной бригады? – спросил Харрисон, резко меняя тему.

– Разумеется.

Он помог ей спуститься, и они оказались непозволительно близко, друг к другу. Напряжение между ними нарастало с каждой секундой.

«Держи ситуацию под контролем, – шептал ей внутренний голос. – Держи ситуацию под контролем!»

– Нам хватит десяти минут? – отстранившись, спросила Тру.

– Наверняка.

И они быстро зашагали к стройке, не говоря ни слова.

Трейлер Гейджа переместили на другой участок.

– Винс устроил здесь временный офис, – пояснил Харрисон. – Как только работы будут завершены, эта старая развалюха мигом отправится на небеса. Кстати, Винс – автор нашей архитектурной концепции – предпочитает носить женское платье. Говорит, мужская одежда лишает его вдохновения.

– Чем бы дитя ни тешилось… – пробормотала Тру.

Он с любопытством покосился на нее.

– Художник за художника горой. Ты по-прежнему мастеришь свои коллажи?

– Нет… этот этап уже пройден.

– Вот как. – В его тоне не было интереса или желания узнать причину, вероятно потому, что на пороге трейлера появился Винс.

Тру он напомнил плейбоя за сорок, который с помощью бега поддерживает себя в форме: загорелый, подтянутый, волосы взъерошены. На нем было серое платье с орнаментом и короткими рукавами, походившее на модели из каталога «Атлет». Ремень плотно обхватывал его тонкую талию, а финальным штрихом служили черные гладиаторские сандалии. По правде говоря, смотрелся он недурно: изящный туалет подчеркивал спортивное телосложение, а главное – чувствовал он себя в нем не только удобно, но и уверенно.

Подойдя ближе, он с интересом посмотрел на Тру.

– Боже ты мой, это Ив Сен-Лоран? Платье в духе Мондриана,[20]блиставшее на обложке «Вог» в шестидесятые годы?