Я сел на траву и, закрыв глаза, потянулся сознанием туда, к церкви, где в земле зияла недавно возникшая черная бездонная дыра. Мое особое восприятие зацепилось за эту аномалию с удивительной легкостью. От нее тянуло могильным холодом, от которого я застывал не только на ментальном, но и на физическом уровне. Рядом с этой адской пропастью не ощущалось больше ничего – ни биологической жизни, ни энергетических сущностей, а от нее самой помимо холода исходило какое-то странное притяжение. Меня снова охватил страх. Сознание в отличие от физического тела было очень уязвимо к этому притяжению. Мне еще здорово повезло, что сейчас день, и в зове Провала нет такой гибельной мощи. Он в полудремлющем состоянии, и даже его голод я ощущаю не столь остро. Но риск все равно велик. Эманации Провала заглушают все остальное. Я слишком близок к нему. Настолько, что перед глазами даже возникает картинка: вид на дыру сверху, словно с колокольни стоящей рядом церкви. Глубокая чернота с размытыми и колеблющимися краями.

Это необычно: зрительный канал, как правило, подключается только в моих «далекоидущих» видениях, касающихся непосредственно Агнешки. Неужели прогрессирую? Хотелось бы думать. Однако взгляд в эту бездну опасен – она завораживает настолько, что хочется нырнуть туда прямо с высоты, как будто я прыгун в воду, а подо мной бассейн. Только я чувствую, что вынырнуть уже не получится – этот ненасытный мрак просто растворит меня в себе, как он сейчас пытается растворять окружающую Провал земную твердь. Именно поэтому края аномалии такие нечеткие – она пытается расшириться, а физическая реальность сопротивляется ей, не желая превращаться в ничто. Днем это у нее более-менее получается, но когда на мир опустится темнота, Провал перейдет в наступление. Он будет неуклонно расти, хотя и не так быстро и скачкообразно, как благодаря Кочевнице расширяется Зона. Это чуть ли не единственная долгоживущая аномалия. Практически вечная при наличии энергии. А энергию Провал накапливает сам. Днем – притягивая мутантов, которые нет-нет да и подходят слишком близко и срываются в бездну, а ночью – рассылая на охоту Пятна. Сейчас тварей рядом нет. Может быть, просто потому, что аномалия уже успела извести в округе все живое. Сила-то ее не иссякла, я на себе чувствую, просто в зоне действия нет никого, кроме нас с Алексеем… Наверное, нет – ведь мутантов я не чувствую. А мы разумные, у нас сопротивляемость призыву бездны выше, чем у безмозглых прыгунов или потерявших разум истребителей. К тому же на нас включенные пси-блокираторы. Против Черного Сталкера они несостоятельны, но против Провала – вполне. Вот только меня сейчас пси-блокиратор не защищает, так как я в данный момент представляю собой лишь отделенное от тела сознание. Интересно, что будет, если бездна затянет меня? Тело умрет или останется пускающим слюни идиотом?

Впрочем, нет, об этом лучше не думать. Притяжение Провала пугало, и все же мне надо было вглядываться в его жуткие глубины, чтобы получить хоть какую-то зацепку в поисках. Когда меня начинало слишком сильно затягивать в бездну, включался инстинкт самосохранения, и я ставил ментальный блок. Щупальца черной пустоты, уже касавшиеся моего сознания, наткнувшись на этот блок, отдергивались, и опасность отступала. Мне становилось полегче, но процесс-то не двигался! Я и Провал «танцевали», как два осторожных боксера, особо не сближаясь и прощупывая защиту друг друга несильными пробными ударами. Но в подобных танцах бой не выиграешь. Надо раскрываться: ведь победа нужна мне кровь из носу. И при этом меня неслабо так поколачивало от страха: раскрыться перед бездной? А что, если… Стоп! Никаких «если»! Тут или пан, или пропал.

И я убрал ментальный блок. Щупальца тьмы сразу вернулись. Их касания пронзали меня ледяным ужасом, но я ему не поддавался. Как бы ни хотелось мне снова наглухо закрыться, я продолжал погружение. Наверное, в этом было что-то общее с погружением в Марианскую впадину, только, держу пари, куда страшнее. И чем дальше, тем сложнее было держаться. Но я не просто погружался, а параллельно обострил свое особое восприятие до предела, чтобы не пропустить даже самой тоненькой ниточки, которая связывает Провал с породившей его Кочевницей. В противном случае это засовывание головы в пасть льва не имело ни малейшего смысла. А хуже всего то, что сейчас все мои действия были чистой импровизацией, поскольку я понятия не имел, что именно ищу и что буду делать, когда найду. Кто-то скажет, что начинать игру при таком раскладе – все равно что играть в русскую рулетку при пяти патронах в барабане, то есть чистое безумие, и будет совершенно прав. Но я твердо намеревался довести свою отчаянную авантюру до логического завершения.

Вы когда-нибудь чувствовали непосредственно тот момент, когда проваливаетесь в сон? У меня он ассоциируется с ощущением темного водоворота, в который меня необратимо затягивает, в животе что-то сжимается, и захватывает дух. Но здесь, рядом с Провалом, к этим чувствам добавлялось настоящее цунами жути, потому что понятно, чего лишишься, оказавшись там, в этом царстве мрака. Я скользил вниз, в сердце тьмы, пристально вглядываясь в нее, прислушиваясь ко всем своим ощущениям и держа наготове ментальный блок.

По мере того как воронка мрака передо мной увеличивалась в размерах, холод вокруг усиливался, а касания черных щупалец становились все более частыми и настойчивыми. Теперь ребром встал вопрос: успею ли я найти то, что ищу, и поставить спасительный блок до того, как тьма окончательно возьмет надо мной верх. Насчет своей способности отбиться от нее в глубине аномалии я иллюзий не питал. Выходит, времени у меня осталось шиш да маленько. А я по-прежнему не видел ничего, кроме разрастающейся черноты. Как же может выглядеть эта чертова связь между Провалом и «материнской» аномалией?! А может, она и вовсе разорвана после того, как Кочевница покинула это место?!

Стоп. Выглядеть? А почему, собственно, я зациклился на зрительном канале восприятия? Ведь он открылся у меня только недавно, а до того работали другие чувства! Но теперь перед глазами картина Провала, которая внушает страх и забивает все остальные каналы, мешая полноценному восприятию. А что, если погасить этот канал? Все-таки человеческое сознание находится в плену стереотипов. Ведь подавляющему большинству людей кажется, что нет ничего страшнее, чем ослепнуть, и потому в ответственные моменты мало кто решится закрыть глаза (разве что от страха). А я, пожалуй, рискну. Интересно, как закрыть глаза, будучи сознанием, отделенным от тела? Однако стоило попробовать, и у меня получилось. Оказалось, достаточно об этом акцентированно подумать. Кстати, это дало еще один положительный эффект – чувство страха уменьшилось. Остался только холод, прикосновения щупалец тьмы и еще неприятное тянущее ощущение, словно зуб ноет. Странно… раньше его вроде не было. Или было, просто я не замечал, поглощенный жуткой картиной надвигающейся на меня черной пропасти?

Но что значит это ощущение? Как его истолковать? Та ли это связь с Кочевницей, которую я ищу? А если та, то как мне по ней найти «материнскую» аномалию? Может, довериться своему чувству направления? Да, так я и поступлю – все равно других вариантов нет.

Я снова обратился к опыту, приобретенному там, в темных залах и коридорах торговой галереи. Чувство направления, чувство расстояния… Беда только в том, что тогда и сейчас я был настроен на Провал и только на него, а Кочевница – это нечто совсем другое. Возможно, родственное, но сильно отличающееся. И сейчас я не мог сказать, имеет ли это мое странное ощущение хоть какое-то отношение к странствующей аномалии, которую мы ищем. Но в остальном я чувствовал все то же, что и на мосту на Муромской, а потом в торговой галерее. Значит, делаем ставку на это новое. Я потянулся за странным ощущением, которое производило впечатление своеобразной энергетической нити, тянущейся от Провала куда-то вдаль. Чувство направления подсказало путь на восток, а чувство расстояния – что источник этого тончайшего энергетического канала находится довольно далеко отсюда, хотя по масштабам, как мне удалось прикинуть, вряд ли за пределами городской черты. И чем дальше я тянулся на восток, тем сильнее становилось гнетущее чувство внутри, превращаясь почти в болезненное, из чего можно было сделать вывод, что направление верное.